Олег Будницкий - Люди на войне

Сбылось пророчество Джорджа Кеннана, сделанное им в 1939 году: «В случае поворота исторической судьбы возмездие чехов может оказаться ужасным».

После падения коммунистического режима президент Чехословакии Вацлав Гавел принес судетским немцам извинения. Не уверен, однако, что взаимное прощение или хотя бы забвение прошлых обид в самом деле произошло.

Рассказывают, будто российский премьер Петр Столыпин, перефразируя Макиавелли, говаривал: «В политике нет морали, но есть последствия». Последствия Мюнхенского соглашения неплохо демонстрируют, что бывает, когда политики ведут себя так, будто мораль в самом деле не имеет значения.

Третьего июля 1941 года, на двенадцатый день войны, Иосиф Сталин наконец обратился к народу. В своей речи, среди прочего, он счел необходимым объясниться по поводу подписания пакта о ненападении с нацистской Германией:

Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп…

Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

На этом тема была закрыта, и какое-либо ее обсуждение в интерпретации, отличной от сталинской, приравнивалось к контрреволюционной агитации. Председатель Верховного суда СССР Иван Голяков разъяснял в июне 1942 года: «В качестве базы для клеветнических измышлений используется и внешняя политика Советского Союза. Под маской выражения патриотических чувств указывается на якобы неправильное заключение договора о ненападении с Германией. В извращение политического значения этого акта Советской власти говорится, что Германия-де вытянула все ресурсы из СССР, обескровила его, а потом, воспользовавшись нашими же ресурсами, напала на Советский Союз». Поясню: в военное время широко применялась статья 58–10, часть 2, предусматривавшая смертную казнь за «контрреволюционную агитацию», к которой приравнивались критические оценки властей, сделанные даже в частных разговорах.

Сталин, разумеется, не упомянул о секретных дополнительных протоколах к пакту, и до конца 1980‐х годов советским руководством категорически отрицалось само их существование.

Кто же на самом деле выиграл от 22‐месячной «передышки» и насколько были верны расчеты, побудившие Сталина (ибо Молотов был лишь исполнителем его воли) подписать пакт с нацистской Германией?

Поворот от антифашистской пропаганды к «дружбе» с гитлеровской Германией был для советских людей совершенно неожиданным. Теперь на страницах «Правды» они могли прочесть поздравление Гитлера Сталину по случаю его 60-летия и пожелание доброго здоровья ему, «а также счастливого будущего народам Советского Союза». Риббентроп в отдельной поздравительной телеграмме напоминал «об исторических часах в Кремле, положивших начало решающему повороту в отношениях между обоими великими народами и тем самым создавших основу для длительной дружбы между ними». Сталин поблагодарил Гитлера за поздравления и «добрые пожелания в отношении народов Советского Союза». Риббентропу он ответил более выразительно: «Благодарю Вас, господин министр, за поздравления. Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной».

Характер и результаты «дружбы» были очевидны многим современникам и вызывали их категорическое неприятие. Ольга Берггольц записала в дневнике: «…Когда немецкие танки на нашем бензине шли на Париж, — я всей душой протестовала против этого, ощущая гибель Парижа, как гибель какой-то большой части своей души, как наш позор — нашу моральную гибель».

Однако попробуем отрешиться от морали и обратимся к практическим последствиям пакта. Политикам, как и генералам, свойственно готовиться к прошлой войне. Санкционируя договор с Германией, Сталин как будто играл от противного: в Первую мировую Россия воевала в союзе с Англией и Францией и потерпела крах. Теперь он словно хотел оказаться в роли «третьего радующегося». Об этом говорит и логика действий, об этом говорил Георгию Димитрову сам Сталин 7 сентября 1939 года: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.)… Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии… До войны противопоставление фашизму демократического режима было совершенно правильно. Во время войны между империалистическими державами это уже неправильно. Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл».