«Битва за Британию» оказалась хорошим уроком. Гитлер так и не решился вторгнуться на острова.
Остается удивляться, как человек, начавший войну на 66‐м году жизни и завершивший на 71‐м, мог справляться с теми безумными перегрузками, которые выпали на его долю. Многие современники указывали на привычку Черчилля спать час или полтора днем, после чего он мог работать до трех часов утра. Однако немало людей позволяют себе прилечь после обеда, и если бы это было универсальным рецептом, оставалось бы только порадоваться за человечество. Сам Черчилль на вопрос о секретах его работоспособности отвечал: «Я никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было лежать».
Секрет остался неразгаданным; возможно, природа изготовила штучный экземпляр человеческой породы.
Особого внимания заслуживает проблема взаимоотношений Англии с СССР. При всей своей склонности к возвышенной риторике Черчилль был прежде всего прагматиком. Россия в обличье СССР по-прежнему могла служить противовесом усиливавшейся Германии. Черчилль расценивал германскую угрозу как наиболее опасную для его страны, а потому, будучи последовательным антикоммунистом, он без колебаний начал искать контакты с советской стороной.
В 1934 году Черчилль, не занимавший в то время никаких постов в правительстве, встретился с советским послом в Англии И. М. Майским и откровенно объяснил ему свою позицию. Позднее, в 1938‐м — первой половине 1939 года, когда предпринимались попытки заключить тройственное соглашение между Англией, Францией и СССР, Черчилль выступал его сторонником. Однако «мюнхенская» политика с одной стороны и решение Сталина, что союз с Гитлером принесет ему больше дивидендов, с другой, привели к неудаче переговоров.
Черчилль указывал на «ошибочность и тщетность хладнокровных расчетов советского правительства и колоссальной коммунистической машины» и на «их поразительное незнание собственного положения». Он полагал, что «они проявили полное безразличие к участи западных держав, хотя это означало уничтожение того самого второго фронта, открытия которого им суждено было вскоре требовать». Главу в своей «Истории Второй мировой войны», посвященную нападению Германии на Советский Союз и непосредственно предшествовавшим ему событиям, Черчилль не без злорадства назвал «Советы и Немезида».
Война — это по преимуществу список ошибок, — писал он, — но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда… они лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были неспособны понять, что их ждет. До тех пор мы считали их расчетливыми эгоистами. В этот период они оказались к тому же простаками.
Конечно, советское руководство предпринимало немалые усилия для укрепления обороноспособности страны. Однако история оценивает не столько намерения, сколько результат. Огромные людские и территориальные потери наглядно продемонстрировали внешнеполитические и стратегические просчеты Сталина и его советников.
Черчилль, конечно, был заинтересован во вступлении СССР в войну против Германии или, по крайней мере, в прекращении советских поставок нацистам. Однако Сталин не шел ни на какие контакты, а советская пресса обличала «англо-французских поджигателей войны». В марте 1941 года Черчиллю стало ясно, что Гитлер готовит нападение на СССР весной или летом. Он отправил Сталину послание о переброске германских танковых соединений в Польшу, предлагая тому самому сделать выводы. Однако британскому послу в Москве Стаффорду Криппсу удалось передать текст Черчилля Сталину лишь 22 апреля. Черчилль был раздражен этой задержкой и неисполнительностью дипломата.
Дело было не в Криппсе. Летом 1941 года английский посланник рассказывал корреспонденту Би-би-си Александру Верту:
В Лондоне не представляли, с какими трудностями мне приходилось здесь сталкиваться. Там никак не хотели понять, что не только Сталин, но даже Молотов избегали меня как чумы. В течение нескольких месяцев перед войной я имел встречи только с Вышинским, притом совершенно неудовлетворительные. Вам я могу сказать, что Сталин не хотел иметь никаких дел с Черчиллем, настолько он боялся, как бы об этом не узнали немцы. Не лучше обстояло дело и с Молотовым.
Тем не менее 22 июня 1941 года в 9 часов вечера в речи, которую начал готовить в 11 часов утра, а закончил за 20 минут до выступления, Черчилль заявил: «Сейчас не время морализировать по поводу безумия стран и правительств, которые позволили разбить себя поодиночке, когда совместными действиями они могли бы спасти себя и мир от этой катастрофы». Он утверждал:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу