Бетти Лифтон - Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака

Обитатели гетто, и без того пребывавшие в страхе, не знали, как отнестись к известию о самоубийстве Чернякова. Многие чувствовали, что председатель предал евреев, не оставив им внятного объяснения своего поступка. Марек Эдельман, который пережил восстание в гетто, вспыхнувшее на следующий год, упрекал Чернякова за то, что он сделал свою смерть своим личным делом. Другие, однако, впервые разглядели героическую черту в этом обычном человеке (а его часто обвиняли в отсутствии качеств, необходимых лидеру), который, после вторжения немцев, предпочел отказаться от визы для выезда в Палестину, чтобы бескорыстно и с риском для жизни служить своей общине.

Если самоубийство председателя и не убедило большинство евреев в том, что переселение означало смерть, то все же безусловно заставило их отнестись к предстоящему путешествию с еще большим опасением. Поскольку в списки отъезжающих попадали «непроизводительные элементы», начался новый виток лихорадочного поиска работы в сотнях «мастерских», возникающих в мгновение ока. Когда на предложение немцев выдавать три килограмма картофеля и килограмм мармелада за добровольное согласие на отъезд не нашлось достаточного количества охотников, гестапо усилило давление на еврейскую полицию, требуя обеспечить заполнение вагонов. За евреями охотилась их же собственная полиция, отчаянно пытавшаяся выполнить распоряжение немцев. Разрешение на работу теперь не спасало от ежедневных уличных облав. Людей целыми семьями выволакивали из укрытий. Сопротивляющихся расстреливали. Магазины закрывались, тайная доставка продуктов из-за стены прекратилась. Не было хлеба. Не было никакой пищи. Люди не смели выйти из дома без острой необходимости.

В эти первые дни паники Самуил, брат Гени, не знал, что ему делать. По слухам, приюты не подлежали переселению, поскольку немцы якобы решили не трогать детей, которые были слишком слабы, чтобы работать. Самуилу хотелось верить, что его сестра в безопасности, но бледное лицо матери не оставляло его во сне. «Где Геня?» — спрашивала мать.

Что он мог сделать для своей сестры? Если возьмет ее к себе, как сможет она оставаться одна, когда он работает на мебельной фабрике или посещает тайные собрания по ночам? Самуил снимал комнату у пожилых супругов, но был едва знаком с ними. Что Геня будет делать весь день? Ведь без друзей ей будет страшно и одиноко. Для десятилетней девочки она была смышлена и осторожна, но все же это был еще ребенок. Денег у Самуила не было, оставалось лишь несколько украшений матери. Но кто теперь даст за них хлеб?

Двадцать шестого июля, на шестой день переселения, Самуил принял решение взять девочку к себе. Отпросившись с работы, он отправился в приют. Геня играла с двумя другими детьми в большом зале на первом этаже приюта. За несколько дней депортации атмосфера в доме изменилась. Дети жаловались на голод, лица их были печальны. Геня отвела брата к Стефе, а сама вернулась к друзьям, чтобы закончить игру.

Выслушав просьбу Самуила, Стефа согласилась, что тот имел право поступать так, как считает нужным. Но при этом не скрыла, что не одобряет его решения, как не одобрила и аналогичных действий других родственников, желавших забрать детей из приюта. Не только она и Корчак полагали, что с ними дети были в большей безопасности, — даже юденрат считал, что гестапо не станет трогать столь известное учреждение. Кроме того, уход детей из приюта плохо скажется на моральном состоянии сиротского дома. Все работники приюта единодушно решили остаться с детьми, что бы ни случилось. Стефа предложила Самуилу поговорить с Геней, прежде чем он примет окончательное решение. Согласно правилам, если ребенка забирают из приюта, то повторный прием для него закрыт, однако в случае с Геней Стефа была согласна сделать исключение.

Самуил с сестрой отправились на дворик между двумя зданиями. Там они сели на скамейку, и он снова рассказал Гене, как обещал матери заботиться о ней. Не думает ли она, что теперь, когда людей посылают неизвестно куда, им следует жить вместе? При этом Самуил не скрыл, что ей придется оставаться одной, пока он работает.

Геня тоже не знала, как поступить. Двух ее друзей уже забрали родственники, но уходить из приюта ей не хотелось. Она боялась толпы людей на улице, боялась оставаться одна в незнакомом месте. И все же согласилась на уговоры Самуила пожить вместе.

Как оказалось, опасения Самуила нашли подтверждение уже на следующей неделе. Геня испытывала страх каждое утро, когда он уходил на фабрику, и встречала его с глазами, полными слез. Она тосковала по друзьям и особенно по Стефе. Через несколько дней она попросила его разрешить ей вернуться в приют.