Для них ведь и музыку писали грамотные композиторы, и стихи – профессиональные поэты, и костюмы у них были красивые, и гитары блестящие, и аппаратура фирменная…
Хотя я тут немного загнул. Думаю, что классические 86 % зрителей никогда не отличали «Машину Времени» и «Воскресенье» от «Самоцветов» и «Землян». И любили они не их песни, как таковые, а знакомые ногам ритмы, приятные уху звуки и знаковые для сигнальной системы буквосочетания.
Но, относя себя и своих друзей к квалифицированному меньшинству, я повторяю вопрос – почему?
Думаю, что знаю ответ.
Ведь популярность и признание – разные вещи. И популярность всегда поверхностна. Она вызывается низким резонансом, так же, как, например, фактор «узнавания» является низшей формой восприятия произведения искусства, а творцам-то всегда хотелось другого, а именно – признания своих коллег, признания думающей части публики!
Консерваторское образование профессионального композитора давало ему возможность придумать изящнейший мелодический ход, богатейшую аранжировку, но когда молодые и нахальные парни брали эту песню «в работу», из нее исчезало самое главное: правда. Даже если она там случайно и оказывалась при рождении.
И тут я вовсе не про социальные песни протеста. А о том, что не мог сорокалетний, сытый, женатый и довольный жизнью поэт-песенник написать о любви такие слова, которые без искажений и усилий ложатся на губы полунищего, одинокого, но полного амбиций и планов двадцатипятилетнего мальчишки!
Основная масса нашей публики привыкла всегда делать допуск, и «с натяжкой» принимала песню на уровне плаката: «Здесь о любви? Ну и вот! О Родине? Точно! О природе? Конечно же! Ну, и чего вам тут не хватает-то?»
А вот мы, люди болезненно чувствительные к правде, физически не могли слушать совершенно пустые и легковесные песни про карате, про Юрмалу, про деревню Крюково, про дельтаплан!..
И к нам на помощь пришли музыканты, говорившие с нами на одном языке, и чувствовавшие то же самое, что и мы. Пусть они звучали нестройно, пусть рифмы были несовершенны, а мелодии простоваты и вторичны, пусть колонки скрипели, бухали и трещали, но… мы слышали в этом СВОЮ правду, поступиться которой не хотели и не могли.
Это тогда…
А вот тот факт, что мы сразу же научились не только отличать песню рок-группы от безликого опуса ВИА, но и по первым же звукам безошибочно узнавать «Машину Времени», «Автограф», «Воскресенье», «Зоопарк», говорит о том, что молодежное увлечение превратилось в могучее цунами, считаться с которым были вынуждены не только профессиональные музыканты, но и серьезные политики.
И если мне скажут, что Советский Союз развалила какая-то Америка своими происками, я только посмеюсь в ответ.
Его развалили мы, те, кто с детства умел отличить правду от вранья.
Даже в песнях.
Ну, а вот теперь можно и поговорить о переплетении веток двух самых известных московских рок-групп.
Да, именно веток, ведь о корнях мы уже поговорили там, где шла о них речь. Напоминаю: Алексей Макаревич с Андреем – двоюродные братья, а вот Леонид Макаревич, игравший в «Автографе», не имеет никакого отношения ни к тому, ни к другому. Хотя в нашем «рок-бульоне» довольно долго булькала шутка: «Даешь каждой группе по Макаревичу!»
Думаете, это всё? Нет, даже не четверть. Пересечений у «Воскресения» с «Машиной Времени» какое-то зашкаливающее количество!
Ну, во-первых – один отец-основатель: Сергей Кавагое.
Во-вторых – наш «колобок», Жека Маргулис, который дважды приходил в оба коллектива и дважды же уходил, и от бабушки, и от дедушки.
В-третьих – Лёша Романов, который в середине 70-х был в «Машине Времени» вокалистом.
В-четвертых – «машинист» Саша Кутиков, который записал «Воскресению» первый альбом.
В-пятых – клавишник Петруччо Подгородецкий, который в «Воскресении» официально не числился, но играл на записи первого альбома, а потом упражнялся в составе «Группы Ованеса Мелик-Пашаева» второго созыва.
В-шестых – Владимир Сапунов, старший брат Андрея, который сегодня является директором обоих коллективов.
В-седьмых – Сережа Кузьминок, трубач, в разные годы украсивший собой обе группы.
В-восьмых – Александр «Фагот» Бутузов, друг, тусовщик, декламатор, поэт… В разное время он в обоих составах выходил на сцену в качестве артиста речевого жанра.
В-девятых – стихи Бориса Баркаса «Летучий Голландец», которые в двух разных версиях украсили репертуар обеих групп.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу