Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

Когда папе исполнилось семь лет, его родители развелись. Дедушка Абделькадер переехал в другую часть Мекнеса, а бабушка и дети снова стали жить сами по себе.

– Она вставала рано утром, молилась, готовила нам завтрак, будила старшую сестру, чтобы она следила за нами, а потом уходила, чтобы вернуться только когда стемнеет, – вспоминал отец.

У них была примитивная газовая плита, на которой они готовили еду. Еще можно было запекать овощи на горячих углях. У семьи был маленький радиоприемник, который работал только тогда, когда у бабушки хватало денег, чтобы купить батарейки. Дом освещали свечами или масляными лампами.

К тому времени, когда меня отправили в Марокко к бабушке, она уже выбралась из трущоб. Работая во Франкфурте, папа зарабатывал достаточно, чтобы не только содержать нас, но и чтобы посылать своей матери деньги, на которые она купила в центре Мекнеса домик с тремя комнатами, кухней и ванной с традиционным напольным унитазом и душем на стене.

Дедушка по-прежнему приходил к бабушке и рассказывал мне истории о том, как они боролись с французскими колониалистами. Он часто говорил мне, что самой большой властью обладают те люди, которые умеют читать и писать, потому что они могут объяснить, что происходит в мире, и записать историю. Он боялся, что люди услышат только версию французов и что истории таких людей, как он, будут забыты.

В трех домах от бабушки жила еврейская семья. Мать семейства часто приходила к нам по пятницам и приносила домашний хлеб, который, по ее словам, пекла специально для этого дня. Теперь я знаю, что это была хала, приготовленная специально для еврейского шабата. В качестве ответной любезности бабушка приносила полные блюда кускуса или печенья. Их дочка Мириам стала моей подружкой. Она была на два года старше меня и бегло говорила по-французски. Мы называли ее «Мерьем» – марокканским вариантом имени. Еще до того, как мне исполнилось четыре года, Мириам и ее семья уехали во Францию.

У бабушки были глубокие черные глаза и седые волосы, которые она иногда красила хной. Ростом она была примерно пять футов и шесть дюймов, у нее были очень сильные руки и крепкое мускулистое тело – результат тяжелого физического труда и использования лечебных масел, которые она готовила, а потом втирала в кожу. Иногда на бабушку нападал непреодолимый смех, легко передающийся всем вокруг.

Бабушка жила в городе, но ее дом выглядел так, как будто был фермой. У нее не было земли, о которой стоило бы упоминать, но она держала цыплят, кроликов и голубей на клочке открытой земли между гостиной и кухней. Бабушка не доверяла местным мясникам, поэтому резала своих цыплят, и у нас всегда были свежие яйца. Еще она кормила пару живущих по соседству кошек. Бабушка всегда говорила, что пророк Мухаммед заботился о кошках, поэтому мы должны хорошо к ним относиться. Она никогда не позволяла, чтобы нищий ушел из ее дома, не получив какой-нибудь еды, и часто все заканчивалось тем, что я садилась рядом с ним на крыльце и разговаривала, спрашивая, почему он беден, и задавая другие бесцеремонные вопросы. Бабушку это всегда смущало. «Почему ты не даешь человеку поесть?» – говорила она. Но я была любопытной. Она не просто кормила нищих и отправляла их восвояси. У нее всегда находилось, что им сказать, какое-то доброе слово, которое давало им надежду. «Сейчас у тебя тяжелые времена, но Аллах велик, и все у тебя наладится», – говорила она. И в знак уважения они называли ее «хаджа», титулом, который обычно используется для людей, совершивших хадж, ежегодное паломничество в Мекку, где моя бабушка никогда не бывала.

Хотя она родилась в хороших условиях, у бабушки была естественная склонность к экономному ведению дома. То, что у нас были свои цыплята, означало, что мы не будем голодать, даже если с деньгами возникнут проблемы. Бабушка их готовила, использовала яйца для выпечки и даже дарила яйца и цыплят соседям. Голуби были обучены разносить письма – весьма выгодный бизнес. Иногда бабушка ходила на ферму доить коров. (Когда она брала меня с собой, я таскала их за хвосты.) Еще она по-прежнему работала няней и повитухой и делала лечебные масла.

Монеты, которые она называла «маленькими деньгами», бабушка складывала в платок, который прятала в своем длинном традиционном марокканском платье. «Большие деньги» – купюры – она складывала в лифчик. «Никогда не держи все свои деньги в одном месте, – говорила она. – Надо прятать их так, чтобы сыновья греха не догадались, сколько денег у тебя есть». «Сыновьями греха» бабушка называла всех, кто ведет себя плохо, начиная от соседа-дебошира и заканчивая преступниками. В свое время я думала, что ее трюк с лифчиком смешон, но позже я повторила его. В опасных ситуациях, куда порой попадают репортеры, лифчик оказался надежным местом, где можно спрятать деньги и карты памяти. В мусульманских странах обычно находится немного людей, которые решатся проверить его.