Константин Ковалев - Евдокия Московская

«Вознесенский монастырь, — продолжает свой рассказ Кондратьев, — по крайней мере, к концу жизни его основательницы, стал вполне устроенным и совершенно готовым, так что она могла поступить в него, принять в нём пострижение и предаться подвигам духовной жизни.

Каменная церковь Вознесения, заложенная Евдокией незадолго до её смерти, по причине истребления её от пожара и по другим обстоятельствам окончена спустя 60 лет после её закладки, 20 мая 1407 года (день указан спорно, о чём далее. — К. К.-C.). Монастырь всё это время, однако же, существовал, и, конечно, во всё это время он не мог обойтись без церкви. Между тем в летописях не находится известий о её построении, так что, по летописям, в Вознесенском монастыре как будто вовсе не было церкви ни при жизни Евдокии, ни после её смерти до окончания заложенного ею храма Вознесения. Всего вероятнее, что на месте, где основан монастырь, существовала уже церковь, так что временно можно было обойтись без построения новой. Вспомнив, что на месте основанного Евдокией монастыря прежде были дворец Дмитрия Ивановича и её собственные терема, вовсе не будет предположением, что при дворце существовала и церковь, которая была дворцовой. С обращением дворцового здания в монастырское весьма естественно было и бывшую при нём церковь приписать к монастырю».

О трагической же судьбе Вознесенской обители уже в XX столетии мы расскажем в заключительных главах книги.

Вот венец ты оставляешь и весь царственный убор,

Постриженье принимаешь, делишь подвиги сестёр…

Сегодня княгиня Евдокия Дмитриевна Суздальская (или Донская) почитается Русской православной церковью как святая. При этом её называют иногда благоверной княгиней Евдокией, но правильнее — преподобной Евфросинией. Однако и «благоверная» — нельзя считать ошибкой. Будучи Евдокией, она вела благоверную жизнь, за что и стала почитаема. А когда постриглась в монахини, то после кончины, как и положено в церковной традиции, стала поминаться как преподобная, но уже не с мирским именем, а с иноческим. Можно даже сказать так, что в первом случае её помнят как великую княгиню Московскую, а во втором — как инокиню, монахиню, основательницу монастыря Евфросинию — также Московскую.

Преддверием пострига в обители стали события, о которых мы немного уже рассказали. Остановимся на них более подробно. Вот как их изложил тот же И. К. Кондратьев. Первая история нам уже известна, мы о ней рассказывали выше:

«После смерти супруга она отреклась от мира, изнуряя тело своё постом и молитвой и посвящая себя на дела благочестия и благотворения. Подвизаясь таким образом для единого Бога, она, однако же, старалась скрыть от людей свои добродетели. Следуя заповеди Спасителя «ты же, егда постишися, помажи главу твою и лицо твоё умый» (Матфей. 6, 17), преподобная всюду являлась с весёлым лицом, одевалась в великолепные одежды и даже носила по нескольку одежд, чтобы казаться тучной. Это было поводом к тому, что её стали обвинять в тщеславии, в любви к пышности и даже не пощадили её добродетели. Слухи эти дошли до неё, но она решилась перенести до конца жизни неправду клеветников и воздавать им за зло добром. Но клевета эта сделалась известна сыновьям… Призвав их к себе, она сказала им: «Не смущайтесь, любезные дети мои! Я с радостию хотела претерпеть Христа ради всякое уничижение и людское злословие; но, увидев одного из вас смутившимся, решилась открыть вам то, чего не открыла бы никогда и никому в мире. Узнайте, дети мои, истину, и да не смущают вас несправедливые обо мне клеветы». Тут она открыла часть своей одежды на груди, и сыновья увидели, что от чрезмерного воздержания, от усиленных трудов и подвигов тело её иссохло, почернело и плоть прильнула к костям. Братья, её дети, ужаснулись и стали просить у неё прощения».

Но непосредственно перед пострижением в монахини с княгиней Евдокией произошло несколько очень знаменательных событий. Одно из них связано с тем, как уверяет повесть «В мале сказание», что она сподобилась видеть явление ангела, возвещавшего ей о близком её конце.

«Когда она увидала небесного вестника, — пишет Кондратьев, — то так поражена была пресветлым его видом, что не могла говорить и несколько дней пребывала в молчании. Только знаками она показывала, чтобы призвали иконописца, который бы изобразил на доске виденного ею ангела. Когда образ был написан и принесён к Евдокии, она поклонилась изображённому на нём ангелу, но не могла сказать ни одного слова и знаками показывала, чтобы написали икону ангела другим образом. Вновь написанное изображение также представляло не того ангела, который являлся ей в видении. Она воздала Богу поклонение, но язык оставался нем. Наконец иконописец изобразил на иконе архистратига Михаила. Едва принесён был этот образ, как Евдокия, воздав ему поклонение, заговорила».