Николай Борисов - Михаил Тверской

Археологи героическими усилиями пытаются вырвать у земли хотя бы малую часть её добычи. Результаты обычно бывают довольно скромными. Всевозможные отбросы, для благозвучия именуемые археологическими культурами, дают весьма одностороннее представление об оставивших их людях. Но иногда ненасытная прорва земли, словно усмехнувшись, сама выбрасывает на поверхность древние артефакты.

Шесть веков спустя после Липицкой битвы, в 1808 году, одна крестьянка из деревни близ Юрьева Польского, собирая в кустах орехи, заметила в земле под кочкой какой-то странный блестящий предмет. Это был источенный временем старинный железный шлем, украшенный серебряными бляшками с изображениями святых. Крестьянка отнесла свою находку сельскому старосте, тот — местному архиерею, а тот, в свою очередь, послал находку в Петербург в подарок императору Александру Первому. Известный знаток древностей А. Н. Оленин, изучив шлем, пришёл к заключению, что он принадлежал князю Ярославу Всеволодовичу и был брошен им во время бегства с поля Липицкой битвы. Надпись на шлеме свидетельствовала о том, что его владельца звали Фёдором. Это было крестильное имя Ярослава Всеволодовича...

Липицкая битва изменила расклад сил в Северо-Восточной Руси. Благодаря поддержке новгородцев Константин взошёл на великое княжение Владимирское. Юрий и Ярослав, получив прощение от старшего брата, удалились в свои уделы. Настал долгожданный мир. Но уже два года спустя Константин скончался, и на владимирский трон опять взошёл Юрий Всеволодович. Он ничего не забыл и никого не простил. Вражда между Владимиром и Новгородом тлела как уголь под пеплом. Тверь по-прежнему оставалась форпостом «Низовской земли» (как называли новгородцы Северо-Восточную Русь) и частью удела Ярослава Всеволодовича Переяславского.

Мы уже говорили, что наши древние князья имели похвальную привычку помнить и чтить своих предков. Перед дальним походом, в трудную минуту жизни они приходили к могиле отца или деда, вспоминали его подвиги, просили у него совета и заступничества перед престолом Всевышнего. Так поступал и наш герой князь Михаил Тверской. Не дерзая проникнуть в чужие мысли, мы всё же попытаемся очертить круг советов, которые Михаил мог таким образом получить.

Михаил Ярославич был членом сообщества, имя которому — Тверской княжеский дом. Полагают, что фундамент этому дому заложил сам Александр Невский, получивший Тверской удел по завещанию своего отца — великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича (85, 115). Ярослав составил завещание перед отъездом в ставку Батыя осенью 1245 года. Это был дальновидный шаг. Поездка действительно оказалась для Ярослава роковой. Однако на первый взгляд ничто не грозило русскому Алкивиаду. Более того. Нашествие Батыя расчистило ему дорогу к трону великого князя Владимирского. Он был пятым по счёту сыном Всеволода Большое Гнездо, но судьба, словно поддавшись очарованию этого даровитого честолюбца, устранила всех, кто стоял на его пути. Старший брат Ярослава Константин Ростовский неожиданно умер в возрасте тридцати трёх лет. Два других брата — близнецы Борис и Глеб — умерли в раннем детстве. Четвёртый — Юрий Владимирский — сложил голову под татарскими саблями в битве на реке Сить.

В борьбе за владимирский великокняжеский стол Юрий слышал за собой тяжёлое дыхание Ярослава. Отношения между братьями испортились уже после Липицкой битвы, в которой благодаря интригам Ярослава столкнулись в кровопролитном сражении два старших сына Всеволода Большое Гнездо — Константин и Юрий. Победителем в этом столкновении оказался Константин. Естественно, что Юрий считал Ярослава главным виновником своего позора. Ярослав со своей стороны презирал простоватого Юрия.

Внезапная смерть Константина в 1218 году вернула Юрию владимирский трон. Династические войны на время прекратились. Самой острой темой, обсуждавшейся тогда на княжеских съездах, было отношение к неумолимо надвигавшейся степной угрозе.

Женатый первым браком на дочери половецкого хана Юрия Кончаковича, Ярослав имел широкие связи в степном мире. «Свои поганые» много рассказывали ему о необычайной мощи татар, остановить которых не может никто. Степь была усеяна половецкими костями. Испытав на себе военное искусство внуков Чингисхана, уцелевшие половцы из орды хана Котина численностью, по одним сведениям, 20, а по другим — 40 тысяч, откочевали из южнорусских степей на запад, в Венгрию (4, 19). Король Бела IV принял их в свои владения, надеясь, что они защитят его от татар и помогут привести к повиновению местную знать. Но, как это часто бывает, хитроумные замыслы рухнули на голову их архитектора. Венгерские бароны попытались перебить половцев, заподозрив их в пособничестве татарам, а те, в свою очередь, опустошили полстраны и ушли на юг, открыв татарам путь в Центральную Европу.