Коллектив авторов Филология - Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

— Как тут ждать, когда спешка… Ежели нескоро, то я без письма уеду. Так и скажите папаше…

Он снова повернулся лицом на улицу и крикнул своему вознице:

— Гляди же, Ефим, не потеряй!.. Накажи меня Бог, опять придется в город ехать…

Тут, к нашему неописанному удовольствию, на пороге показался возвратившийся отец. Приземистый человек снял фуражку и с выражением радости на лице обратился к нему:

— А я, Павел Егорыч, за письмом!.. Думал уже, что с пустыми руками уеду, накажи меня Бог…

Когда отец был в лавке, наше присутствие не считалось необходимым, и мы тотчас же полетели к матери докладывать о происшедшем.

— Значит, мы с ним поедем? С этим человеком, у которого винт и гайка? — захлебываясь, допрашивали мы.

Но ответа мы не получили. Мать вызвали к отцу в лавку, и мы не узнали ничего. Через четверть часа, однако же, я не утерпел и послал брата.

— Сходи, Антоша, в лавку будто бы по какому-нибудь делу и посмотри, что там творится. Может быть, и услышишь что-нибудь.

Брат сходил и очень скоро вернулся с известием, что родители и приезжий сидят за столом в комнате при лавке и что перед приезжим поставлены графинчик с водкой и маслины. Когда же Антон остановился среди комнаты и хотел послушать, о чем говорят, то ему было сказано:

— Иди себе. Нечего слушать, что старшие говорят…

— Ну, брат Антоша, значит, поедем, — решил я. — Папаша зря никого водкой угощать не станет… Советуются…

Брат только вздохнул, и мы оба еще пуще заволновались. Очень уж нам хотелось вырваться на свободу и хоть на несколько дней избавиться от опостылевшей лавки. Собственно, дедушка и бабушка манили нас к себе очень мало: нас прельщала жажда новых мест и новых приключений. Года два или три тому назад старики, Егор Михайлович и Ефросинья Емельяновна, приезжали на короткое время в Таганрог и произвели на всю нашу семью и на всех наших знакомых не особенно выгодное для себя впечатление своей деревенской мужиковатостью и тем, что осуждали городские порядки. Дедушка резко нападал на моды, и матери, и теткам сильно досталось от него за тогдашние шляпы и шлейфы. Отцу нашему сильно досталось за то, что он отдал нас в гимназию, а не рассовал в мастерство к сапожникам и портным.

— Там, по крайней мере, из них люди вышли бы, — подкрепил дедушка свои доводы, — а в гимназии они, не дай Бог, еще умнее отца с матерью станут…

Я попробовал было тогда вмешаться в разговор и заступиться за честь гимназии, но дедушка без церемонии оборвал меня грозными словами:

— А ты молчи и не суйся, когда старшие говорят… Из молодых да ранний!.. Ученый дурак…

Тогда я страшно оскорбился, но возражать, конечно, не смел и только затаил оскорбление в душе. Я помнил эту обиду и теперь; но что стоит какая-нибудь ничтожная размолвка в сравнении с веселой поездкой, с сознанием того, что ты свободен, что ты принадлежишь самому себе и что не нужно сидеть в лавке! За это все можно было простить…

Антоша привык верить мне, как старшему, и теперь смотрел мне прямо в лицо, стараясь прочесть на нем, точно ли я сам уверен в том, что мы действительно поедем. Но я сам страшно волновался и испытывал ощущения человека, которого приговорили к наказанию, но могут и простить; состояние довольно жуткое — в душе и надежда, и страх…

По случаю угощения «оказии» обедали несколько позже обыкновенного, но мы с братом Антошей почти ничего не ели и томились страшно в ожидании, чем решится наша участь. А отец и мать как назло молчали и только изредка перекидывались между собою ничего не значащими словами. Лишь уже вставая из-за стола, отец как-то вскользь проговорил матери:

— Я, Евочка, пойду писать папеньке и маменьке письмо, а ты приготовь детям что нужно в дорогу…

— Поклонись им и от меня, — совершенно спокойно ответила мать.

Мы с братом радостно переглянулись. Хотя нам не было прямо сказано ни одного слова, но мы поняли, что наша давнишняя мечта близка к осуществлению и что мы едем. Но нас страшно удивило то спокойствие, с каким родители отнеслись к такому необычайному событию, как наша поездка. Тут нужно радоваться, кричать, прыгать. А они…

И действительно, как только отец скрылся за дверью, я сразу позабыл, что я ученик пятого класса, и принялся так прыгать козлом и выдавать такие коленца, что старая нянька, Аксинья Степановна, только всплеснула руками и в испуге проговорила:

— Мать-царица Казанская Богородица! Никак ты, Саша, белены объелся?! Антошу-то пожалей: ведь и он, малый ребенок, глядя на тебя, такие же выкрутасы выделывает и того и гляди шейку себе сломает!.. Не беснуйся, говорят тебе!..