— Вы — молодой писатель, а я — уже старый. Пишите одно только хорошее, честное и доброе, чтобы вам не пришлось в старости раскаиваться так, как мне.
В это время он уже исповедовал непротивление злу, был вегетарианцем, своим ласковым, мягким обращением Лесков произвел на нас трогательное впечатление.
Как раз против нашего дома на Кудринской-Садовой помещалась редакция журнала «Артист». Издателем его был Ф. А. Куманин, высокий, крупный человек, сопевший при разговоре, за что брат Антон и прозвал его «Сапегой». В этом «Артисте» печатались пьесы брата «Медведь», «Предложение» и другие, там же нашли себе приют и два моих водевиля. По тому времени это был очень хороший, изящный журнал, в котором принимали участие лучшие силы. Между прочим, в нем поместила свое первое драматическое произведение «Летняя картинка» Татьяна Львовна Щепкина-Куперник. Я не знаю в точности, были ли с нею знакомы раньше мой брат и сестра, но только я лично имел удовольствие познакомиться с нею именно тогда; ее привел к нам Ф. А. Куманин. Это была малюсенькая, живая, интересная девушка, очень остроумная. Тогда я торопился с изучением языков и даже получил от Лики Мизиновой прозвание «Английская грамматика», так как всегда появлялся среди гостей с учебником в руках, — и меня сразу же поразило в Татьяне Львовне, тогда совсем еще юной девушке, чуть не гимназистке, ее основательное знание языков. Она стала бывать у нас, приезжала потом в Мелихово и в шутку приставала к моей матери, принимавшей это всерьез:
— Мамочка, выдайте меня замуж за вашего Мишу!
Мать слишком была тактична, чтобы вмешиваться в мою судьбу, и не знала, что ей ответить. Однажды, когда я находился в отсутствии, Татьяна Львовна прислала мне четверостишие:
Когда же, боль сердец утиша,
Ты наконец к нам прилетишь,
О Мишенька, всем Мишам Миша
И лучший Мишенька из Миш?
По мере того как она выступала в печати, ее дарование все крепло и развивалось, пока, наконец, из нее не получилась переводчица Мольера и Ростана и оригинальная беллетристка. Я могу с уверенностью сказать, что, путешествуя по всей России и заглянув почти во все ее углы, я всюду встречал молодежь, которая восхищалась ее произведениями и цитировала наизусть ее стихи. Я помню, с каким энтузиазмом публика встретила ее перевод пьесы «Принцесса Греза» 82, ставившейся в столицах и на сценах лучших провинциальных театров. Декламировались из этой пьесы целые монологи, сочинялись на ее слова романсы и распевались повсюду. Перу Щепкиной-Куперник принадлежит также и несколько оригинальных драм, с большим успехом ставившихся в столицах (и вероятно, и в провинции, в чем я совершенно не сомневаюсь), причем ее всякий раз шумно вызывала публика и награждала аплодисментами.
Впоследствии она вышла замуж за известного адвоката Н. Б. Полынова, и для меня составляло всегда большое удовольствие бывать в их гостеприимном доме. У них я познакомился со многими писателями, учеными и с людьми, близко стоявшими к искусству, имена которых сделались украшением энциклопедических словарей.
В один из своих приездов в Мелихово Татьяна Львовна, вместе с Антоном Чеховым, крестила у наших соседей Шаховских их дочь, и с тех пор мой брат Антон всегда величал ее «кумой».
Через Татьяну Львовну я познакомился с артисткой Л. Б. Яворской. Я никогда не был поклонником ее дарования, особенно мне не нравился ее голос, сиплый, надтреснутый, точно у нее постоянно болело горло. Но она была женщина умная, передовая, ставила в свои бенефисы пьесы, как тогда выражались, «с душком», ее любила молодежь, и у нее определенно был литературный вкус. Во всяком случае, она пользовалась большим успехом у Корша в Москве и у Суворина в Петербурге, где публика буквально носила ее на руках. Между прочим, благодаря ей, но без всякой вины с ее стороны, я упустил в жизни случай, который не повторился уже больше никогда.
Это был период в жизни Антона Чехова, когда работа в «Русской мысли» сблизила его с членами этой редакции М. А. Саблиным и В. А. Гольцевым. К этой компании примкнул и И. Н. Потапенко, и в обществе «прекрасной Лики», моей сестры, Танечки Куперник и других они провели несколько вечеров у Тестова и в «Эрмитаже». Раза два принимал участие в этих вечерах и я. Это были милые, незабвенные часы. Чехов и Потапенко были неистощимы на остроты, а слегка подвыпивший В. А. Гольцев говорил речи, всякий раз начиная их своей стереотипной фразой:
— Позвольте мне, лысому российскому либералу… — и так далее.
Читать дальше