Ева Мозес Кор: Близнецы Освенцима. Правдивая история близнецов доктора Менгеле

Это расстроило и напугало нас с Мириам; мы прибежали домой в слезах. На платьях грязь – нас снова толкнули на землю, на пыльных щеках дорожки слез.

– Милые, мне так жаль, – сказала мама, обнимая и целуя нас. – Но мы ничего не можем поделать. Но вы не волнуйтесь! Просто ведите себя хорошо. Не забывайте молиться, убираться по дому и делать домашнее задание.

Однажды в 1941 году мальчишки из класса решили разыграть учительницу. Пока она не видела, они подложили куриные яйца ей на стул. Все дети видели, что они это сделали, но никто ничего не сказал. Все, затаив дыхание, смотрели, как она разворачивается и садится на стул. Конечно, как только она опустилась, яйца треснули и испачкали ее новое платье.

– Опять проделки грязных евреев! – сказал наш одноклассник как нечто само собой разумеющееся.

– Это правда? – спросила учительница, сверля взглядом нас с Мириам.

– Нет, мадам, нет!

Мы были в ужасе. Мы вообще никогда не шалили, не говоря уже о подобных проделках. Страшно представить, как бы нам тогда досталось от родителей! Да и мы любили школу и учиться.

Но тут началось:

– Да, это были они! – закричали дети. – Они, мы все видели!

Они будто заранее сговорились нас обвинить.

Мы с Мириам протестовали, но безрезультатно. Мы были виновниками, потому что были евреями.

Учительница не стала ничего выяснять и сказала нам встать у доски. Она посыпала пол перед нами сухими кукурузными зернами.

– На колени, – приказала она.

Мы час простояли на коленях на зернах перед всем классом. Зерна впивались в наши голые коленки. Но больнее было то, что наши одноклассники смеялись, издевались, корчили рожи. Нам с Мириам было больно не столько от зерен, сколько от обиды.

Когда мы вернулись домой и рассказали обо всем маме, она обняла нас и со слезами сказала:

– Дочки, мне очень жаль, но мы евреи, все, что мы можем, – это терпеть. Здесь мы бессильны.

Ее слова разозлили меня больше наказания учительницы. Я хотела кого-нибудь ударить, сделать кому-то так же больно, как было мне от этих зерен. Неужели все это – правда?

Вечером папа вернулся с работы на ферме; когда он узнал, что с нами произошло, отреагировал так же, как и мама:

– Две тысячи лет евреи верили, что если они будут жить в мире и дружбе со всеми, они смогут выжить, – сказал он. – Мы должны жить по традиции. Постарайтесь ладить со всеми.

Папа уверял, что мы живем в такой дали, что нацисты не захотят сюда тащиться.

Беспорядки продолжались. Подростки, которые принадлежали к венгерской нацистской партии, но официально вступить пока не могли (вступать можно было после восемнадцати, как и служить в армии), часто приходили к нашему дому и часами выкрикивали всякие гадости.

– Грязные жиды! – кричали они. – Чокнутые свиньи!

Они били наши окна, забрасывали дом помидорами и камнями. К ним присоединялись и другие жители деревни. Бывало, что мы по три дня не могли выйти из дома.

– Папа, пожалуйста, выйди к ним и сделай что-нибудь! – умоляла я. Я так хотела, чтобы он хоть что-то сделал!

– Ева, мы ничего не можем сделать. Тебе придется с этим смириться.

Тогда я этого не знала, но мама с папой, вероятно, боялись как-то ответить обидчикам, потому что тогда их могли арестовать и разлучить с нами. Так мы хотя бы все были вместе.

Мы с Мириам в ужасе прижимались друг к другу в кровати. Сестры боялись подходить к окнам – мы тоже чувствовали их страх. Положение становилось только хуже. В июне 1941 года Венгрия вступила во Вторую мировую войну на стороне ненавистника евреев Адольфа Гитлера и его страны Германии. В некоторых странах Европы евреи был обязаны носить на одежде желтую звезду Давида – один из еврейских символов, чтобы все знали, что это – еврей. Нам не надо было носить желтую звезду, но все и так знали, что мы евреи. Мы постепенно становились изгоями в родной деревне.

Нам с Мириам, в отличие от многих еврейских детей в Европе, было позволено ходить в школу с нееврейскими детьми, но издевательства не прекращались, и с каждым днем там становилось все хуже. Нашим старшим сестрам повезло больше: все предметы – немецкий, искусство, музыку, рисование, математику и историю – им преподавал учитель-еврей, который тогда жил с нами.

Светлая осень постепенно превращалась в темную зиму, дни становились короче. Мы больше не смели выходить играть на улицу как раньше. Родители никогда не показывали свои переживания, но нам с Мириам становилось все страшней.

Однажды в сентябре 1943 года родители разбудили нас посреди ночи.