Константин Симонов - Симонов и война

Однако для меня лично, как для писателя, 25 лет работавшего и продолжающего работать над темой Великой Отечественной войны, вопрос о той купюре, из-за которой я отказываюсь от своего соавторства в фильме, гораздо шире, чем только вопрос об одном этом фильме.

Согласившись с тем, что в фильме не должно упоминаться о грубейших нарушениях социалистической законности и массовых репрессиях 1937–1938 годов, которые серьезно подорвали боеспособность и боевую готовность наших Вооруженных сил, я должен был бы счесть своим долгом исключить ряд эпизодов из фильма «Живые и мертвые», изъять целый ряд страниц и глав из своего романа «Живые и мертвые» и «Солдатами не рождаются», а также из своего нового военного романа, над которым я работаю, и из своей книги «Сто суток войны», по поводу которой — в связи с запрещением ее цензурой — я обратился с жалобой в ЦК КПСС.

Я же, наоборот, вижу одну из существенных сторон своего писательского долга в том, чтобы эта драматическая и нелегкая для изображения тема продолжала существовать в моих работах, посвященных трагической и героической эпохе Великой Отечественной войны.

Она в этих работах, разумеется, не единственная и не главная. Но если исключить эту тему, то общая историческая картина того, в каких условиях и с каким тяжелым для страны и армии наследством 1937–1938 годов мы вступили в войну, будет неполной, однобокой. А быть причастным к искажению нашей истории при помощи умолчания о ее наиболее драматических событиях я, как писатель, не могу.

Если говорить о наших тяжелейших неудачах в начале войны, то их причины сводятся к трем главным.

Первая — огромный военно-промышленный потенциал фашистской Германии, плюс военный потенциал покоренной ею Европы, плюс огромная военная мощь германской армии и ее победоносный двухлетний военный опыт.

Вторая — серьезные ошибки, допущенные Сталиным в организации подготовки страны к отпору фашистским захватчикам, его вера в собственную непогрешимость и связанная с этим неверная оценка предвоенной обстановки, игнорировавшая многие очевидные факты.

Третья — грубейшие нарушения социалистической законности и массовые репрессии в предвоенные годы и трудно поправимый ущерб, нанесенный этим нашей армии: за три-четыре года до войны погибли все командующие войсками военных округов, были устранены все командиры корпусов, почти все командиры дивизий и бригад, половина командиров полков; лишь меньше трети этих людей были возвращены потом в армию и участвовали в войне.

Для того чтобы объяснить современникам и потомкам, почему, несмотря на все мужество партии и народа, фашистам все же удалось дойти до Москвы, а потом до Сталинграда, — надо полным голосом говорить обо всех этих трех причинах, ни в коем случае не исключая ни одной из них. Иначе может сложиться неправильное, фаталистическое представление, что в начале войны все так и должно было случиться, что немцы сначала должны были дойти до Москвы и до Сталинграда и лишь потом могли быть разбиты нами.

Но это исторически неверно. На самом деле лишь совокупность всех этих трех причин предопределила и масштабы немецких успехов, и масштабы наших неудач в первый период войны.

Я не говорю здесь ничего нового. Об этих причинах уже сказано в выпущенной в 1965 году «Краткой истории Великой Отечественной войны», сказано в ряде исторических трудов, выступлениях министра обороны, начальника Главного политического управления армии и других видных военных деятелей. Наконец, и о грубейших нарушениях социалистической законности и массовых репрессиях, и о серьезных ошибках, допущенных Сталиным в организации подготовки к отпору фашистам, было сказано в таком серьезном документе, как «Постановление ЦК КПСС о преодолении культа личности и его последствий».

Собственно, с этими положениями впрямую никто и не спорит. Спор идет о другом: надо ли возвращаться ко всему этому в произведениях, которые создаются нами сейчас.

На мой взгляд, в тех произведениях, которые связаны с историей войны, к этому возвращаться необходимо, ибо без этого нельзя объяснить ход войны, нельзя показать меру испытаний, выпавших на нашу долю, нельзя показать меру героизма партии, народа, армии, сумевших победить фашизм именно в таких неимоверно тяжело сложившихся для нас исторических условиях.

Нельзя представлять себе дело так, что наряду со многими произведениями советского искусства, прочитанными и увиденными десятками миллионов людей и уже рассказавшими им правду о войне, в том числе и самые горькие стороны этой правды, — ныне могут появиться на свет новые произведения о той же самой эпохе, из которых эти горькие стороны исторической правды будут добровольно или насильственно изъяты.