Леонид Шебаршин - КГБ шутит. Рассказы начальника советской разведки и его сына

Мое знакомство с генералом армии восходит к 85-му или 86-му году, когда он был начальником Главного оперативного управления Генштаба, а я начал приобщаться к афганским делам с позиций сотрудника информационного управления Службы. Детали уже ушли, но впечатление осталось: яркий, красивый, мужественный генерал с открытой обаятельной улыбкой. И голос его, глубокий, хорошо модулированный, под стать внешности. И самое приятное – четкие, грамотные, логично изложенные мысли. Валентин Иванович сразу становился душой любого делового совещания, и можно только представить себе, как его любили в своем кругу.

Варенников стоял во главе всех советских военных усилий в Афганистане с января 1987 года (дату надо проверить!), лично принимал участие в сражениях. В 1988 году он штурмовал (не планировал штурм и не осуществлял руководство, а был на переднем крае) укрепленный район оппозиции Джава-ру. Прост, умен, красив и обаятелен. Его любили в армии. Даже византийские межведомственные интриги вокруг Афганистана, тайные ходы и маневры, в которые были вовлечены КГБ, Минобороны, МИД, международный отдел ЦК, посольство в Кабуле, Б. Кармаль и Наджибулла и в которые был вовлечен В. И., генерала не испортили. Мне кажется, что для него стержнем жизни было дело, а не он сам.

На заключительном этапе афганской эпопеи В.И. совершенно четко определил главную задачу армии – покинуть Афганистан без потерь. Сделать это удалось, людские потери в 1988–1989 годах были незначительными. Только сейчас можно оценить, насколько трудно было последовательно провести эту линию, как много приходилось убеждать, лукавить, как трудно было противостоять давлению Наджибуллы и КГБ. Варенникова загоняли в новую войну с Ахмад Шахом в начале 1989 года. Он спас сотни советских жизней и тысячи – афганских. “Самый мирный генерал”, – подшучивал он над самим собой.

В Москве мы иногда общались по телефону. Он тяжело переживал все происходящее – развал великой страны, экономическую разруху, гонения на армию, поругание прошлого. Не знаю, когда В.И. был вовлечен в заговор и какую роль в нем сыграл. Знаю, что никакой личной корысти у него быть не могло. Была боль за Отечество. Думаю, что В.И., как и многие другие, не осознавал, что ход истории неумолим и возврат к прошлому невозможен даже на время. Валентин Иванович всю свою жизнь был солдатом и ввязался в проигранный бой.

О.Д. Бакланов. Бывший министр, бывший секретарь ЦК и заместитель председателя Совета обороны, а неформально – полновластный распорядитель военной промышленности и науки.

В ноябре 1988 года в составе возглавляемой Баклановым делегации я летал в Кабул. Деловой, предельно лаконичный и властный человек, никогда не повышавший голоса и очень уважительно относившийся к людям. В афганских делах, по моим наблюдениям, он полностью подпал под влияние Крючкова и в меру своих немалых сил вел линию на безоговорочную поддержку Наджибуллы. Мне довелось видеть, как О.Д. инспектировал советскую воинскую часть под Кабулом (вывод войск еще продолжался). Он разговаривал с солдатами не для того, чтобы продемонстрировать столь необходимую партийным лидерам демократичность. О.Д. выяснял у солдат качество их снаряжения, оружия и боевой техники. Кое-что из услышанного его изрядно огорчило, но не знаю, удалось ли ему поправить дело. К этому времени военно-промышленный комплекс нашей страны уже начал разрушаться.

При вылете из Кабула аэродром был подвергнут ракетному обстрелу. Горел склад с боеприпасами, ракета упала на взлетную полосу, другая (об этом мы узнали в Москве) угодила прямо в помещение, где отдыхали советские военные летчики, и пятеро из них были убиты на месте. Находиться в самолете было неприятно: негде укрыться. О.Д., а глядя на него, и остальные вели себя так, будто находятся на 8-м этаже здания ЦК.

Второй и последний полет в Кабул с О.Д. был в апреле 1991 года – отклик на очередной зов Наджибуллы о помощи. Линия О.Д. на безоговорочную поддержку Наджибуллы была проведена четко, с оговоркой на необходимость поиска политических решений.

Бакланов не мог, полагаю, пережить происходящее у него на глазах крушение уникальной военно-промышленно-научной махины. Она создавалась для войны и не могла выдержать затяжного мира. Страна не в состоянии была содержать эту махину. У политического руководства не хватало воли, авторитета, мужества, чтобы демонтировать ее постепенно, сообразуясь с национальными интересами. Боюсь сказать – не хватало интеллекта, ибо именно интеллект – и первейший предмет гордости, и, говоря честно, – самое слабое место союзных верхов.