Василий Ливанов - Мой отец – Борис Ливанов

Я посмотрел на часы: семь утра.

– Отчего вы забеспокоились?

– Что думает моя жена. Ушел на прием в семь вечера, а сейчас…

– Как зовут вашу жену?

– Евгения Казимировна.

– Передайте Евгении Казимировне привет от товарища Сталина.

Сталин поднялся и подвел меня к большой группе гостей. Предложил тост за актеров.

Неожиданно спросил:

– А почему вы не в партии, товарищ Ливанов?

– Товарищ Сталин, я очень люблю свои недостатки.

Несколько секунд напряженной тишины, и Сталин расхохотался. Все потянулись к нему чокаться.

В это же утро я позвонил Леонтьеву – директору Большого театра. Он ведал в Кремле концертами.

– Знаешь…

– Я буду в Кремле сегодня. Постараюсь узнать. Позвони мне в четыре часа.

– …Боря, не волнуйся! Товарищ Сталин сказал: приятно было поговорить с мыслящим артистом.

Начались звонки из газет:

– Борис Николаевич, вы долго разговаривали с товарищем Сталиным. Дайте интервью.

– Обратитесь к товарищу Сталину. Если он согласен – дам.

Второй раз не перезванивали» [21].

Шутки, остроумные замечания и определения моего отца, прославленного артиста и режиссера Московского Художественного академического театра моментально становились достоянием городского фольклора. Благодаря своей афористичности со временем некоторые утрачивали авторство, воспринимались как народные.

В последнее время объявились пошляки, охочие приписывать Борису Ливанову остроты, которые он никогда не произносил, в ситуациях, в которых никогда не бывал.

Поэтому-то я и решил, дорогие читатели, познакомить вас с подлинно ливановским юмором.

Старый знакомый Ливанова при встрече:

– Борис, посмотри, какую дурацкую, уродливую трость мне подарили!

– Ты так думаешь? А, по-моему, она тебе очень к лицу.

Один драматург принес Ливанову свою пьесу о Курчатове.

Борис Николаевич прочел пьесу и, встретившись с автором, сделал ему ряд конкретных замечаний и предложений по доработке, без которой, по мнению Ливанова, пьеса была не готова для сценического воплощения. Тем более что драматург хотел, чтобы Ливанов пьесу ставил и сам играл роль Курчатова.

Вместо продолжения работы драматург отправил свое произведение на закрытый конкурс Министерства культуры, где получил первую премию.

После этого позвонил Ливанову:

– Борис Николаевич, вы будете ставить мою пьесу?

– А вы ее доработали?

– Нет. А вы разве не знаете мнение Министерства культуры?

– Знаю, – ответил Ливанов. – Но я могу поставить пьесу, а мнение я поставить не могу.

Ливанов требует от актера, чтобы тот точно выполнил его режиссерское задание. Актер пробует раз, другой, третий.

– Борис Николаевич, я не могу это сыграть. Я еще молодой актер. Мне 28 лет.

– В твоем возрасте лошади уже дохнут!

Идет генеральный прогон спектакля «Егор Булычов», актеры в гриме и костюмах. Внезапно Настасья Платоновна Зуева, исполняющая роль Знахарки, прерывает сцену, подходит к рампе и спрашивает, обращаясь к Ливанову-режиссеру, в темный зрительный зал:

– Боречка, я забыла, какая у меня здесь «сверхзадача»?

– Какая «сверхзадача», Настя! – простонал в ответ Ливанов. – Билеты уже продают!!!

Театральный критик, выступая на юбилее артиста Юрия Леонидова, называл его роли «полотнами».

– Когда наш юбиляр создавал это полотно… А в этом, сотворенном им полотне… и т. д.

После выступления критика Ливанов сказал юбиляру:

– Юра, я думал, что ты – артист. А ты, оказывается, полотняный завод.

Один молодой актер на гастролях театра отмечал свой день рождения, который завершился пьяным дебошем в гостинице, где проживала труппа.

На следующий день почтенный мхатовец старец М. Кедров выговаривал провинившемуся:

– Не понимаю, зачем надо было пить водку? Ведь можно было отметить свой день рождения лимонадом.

– Ну, тогда это был бы твой день рождения! – заметил Ливанов.

После войны Алла Тарасова, прославившаяся в роли Анны Карениной, оставила своего мужа И. М. Москвина и стала женой героического летного генерала Пронина. Пронин был крепыш среднего роста, очень широкоплечий, почти квадратный, с ничем не примечательными чертами лица.

Стареющий Москвин воспринял уход жены болезненно, в театре ему сопереживали. Тарасовой, очевидно, хотелось найти какое-то достойное оправдание своему поступку.

– Борис, – обратилась она к Ливанову, – правда, Пронин – это вылитый Вронский?