Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Накануне его отъезда Анна Андреевна сблизилась с Недоброво. Николай Владимирович организовал новое Общество поэтов в противовес акмеистам. Ахматову пригласили, а Гумилева – нет. Она ходит на все собрания Общества. Их отношения с Недоброво становятся все теснее. Кажется, как такое возможно?

Оказывается, на третий же день после отъезда мужа Анна обнаружила в его бумагах письма Ольги Высотской и прочла их. Это уже не первый раз, когда она читает чужие письма, чтобы узнать, есть ли измена. Анна мечется: все попрано, оскорблено. Да, они дали друг другу свободу, но до какой степени? Вот она и решает отречься тоже от всего, что дорого. Она чувствует себя свободной от всяких обязательств, готова на отчаянные шаги, открыта флирту.

Между тем письма приходят теплые, нежные, усиливая боль и обиду. Гумилев ни о чем не догадывается, он интересуется, что пишет Анна. Нет ни грана сомнения в том, что она жена, единственная… Издалека виднее.

Из Порт-Саида Гумилев посылает письмо, написанное 16 апреля 1913 года:

Милая Аника,

представь себе, с Одессы ни одного стихотворения. Готье переводится вяло, дневник пишется лучше. Безумная зима сказывается, я отдыхаю, как зверь. Никаких разговоров о литературе, о знакомых, море хорошее, прежнее. С нетерпением жду Африки. Учи Леву говорить и не скучай. Пиши мне, пусть я найду в Дире-Дауа много писем. И помечай их числами.

Горячо целую тебя и Леву, погладь Молли.

Гумилев отдыхает от всего, что терзало его в Петербурге. Еще в море, в начале путешествия, он станет свидетелем охоты на акулу. Прибыв в Джибути 25 апреля, он отправил еще одно письмо жене.

Дорогая моя Аника,

я уже в Джибути, доехали и высадился прекрасно. Магический открытый лист уже сэкономил мне рублей пятьдесят и вообще оказывает ряд услуг. Мое нездоровье прошло совершенно, силы растут с каждым днем. Вчера я написал стихотворение, посылаю его тебе. Напиши в Дире-Дауа, что ты о нем думаешь. На пароходе попробовал однажды писать в стиле Гилеи, но не смог. Это подняло мое уважение к ней. Мой дневник идет успешно, и я пишу его так, чтобы прямо можно было печатать. В Джедде с парохода мы поймали акулу; это было действительно зрелище. Оно заняло две страницы дневника.

Что ты поделываешь? Право, уже в июне поезжай к Инне Эразмовне. Если не хватит денег, займи, по возвращении в Петербург у меня они будут. Присылай мне сюда твои новые стихи, непременно. Я хочу знать, какой ты стала. Леве скажи, что у него будет свой негритенок. Пусть радуется. С нами едет турецкий консул, назначенный в Харрар. Я с ним очень подружился. Он будет собирать для меня абиссинские песни, и мы у него остановимся в Харраре. Со здешним вице-консулом Галебом, с которым, помнишь, я ссорился, я окончательно примирился, и он оказал мне ряд важных услуг.

Целую тебя и Левика.

Гумилев не высказывает беспокойства по поводу того, что не получает писем от Анны. Он привык к сменам ее настроений, да и почта не всегда безупречна, рано беспокоиться. Однако он живо интересуется, что она пишет. Возможно, чувствуя вину, что так надолго оставил ее в Петербурге, советует поскорее ехать к матери отдыхать. Чувствуется, что путешествие доставляет ему удовольствие. Зная, как не любит Анна его рассказы об Африке, коротко рассказывает о главном. Да вроде бы не об Африке, а о литературной работе: он ведет дневник, предназначенный для печати. Радуется, что Открытый лист, выданный ему Академией наук, помогает в путешествии.

Уйдя в глубь страны, Гумилев перестанет писать. Он предупреждал об этом куратора от Музея этнографии Л. Я. Штернберга в письме от 7 мая из Дире-Дауа: «Завтра я надеюсь уже выступить, и месяца 3 вы не будете иметь от меня вестей». И планировал только в конце августа появиться в Петербурге.

Путешествие было трудным и опасным, иногда на пределе физических возможностей. Однако поэт упивался риском, борьбой тела и души, что найдет отражение не только в его «Африканском дневнике», но и в стихах. Ночи в палатках под открытым небом, голод, жажда, ненадежность ашкеров, дожди, переправа через реку, кишащую крокодилами, непроходимая грязь, невероятная физическая усталость, такая, что Гумилев однажды заснет среди пустыни и отстанет от каравана. Посещение святилища Шейх-Гуссейна, где поэт не преминет пройти испытание на безгрешность: нужно было пролезть сквозь узкую щель в пещере. По поверью, кто грешен, тот застревает и гибнет.