Михаил Гулякин - «Будет жить!..». На семи фронтах

Первые километры пути наш батальон преодолел сравнительно легко. Бойцы шутили, вид у них был бодрый. В полдень сделали привал, покормили личный состав, дали отдохнуть, и снова в путь. Идти становилось все тяжелее, сказывались оставленные позади километры — ведь шли мы не налегке, у каждого за плечами был порядочный груз оружия и снаряжения.

Из моих подчиненных первым сдал военфельдшер Василий Мялковский. Он просто валился с ног. Его поддерживал, помогая идти, санинструктор Виктор Тараканов, но все тщетно.

— В чем дело? — забеспокоился я.

— Ничего, товарищ военврач третьего ранга, просто устал. Я сейчас, вот только чуть полежу…

Но ни ложиться, ни даже садиться на снег ему не давали, иначе он бы совсем расклеился. Приказал санитарам разгрузить Мялковского, взять часть его ноши. Кое-что забрал сам из его снаряжения, хотя, признаться, тоже устал и с удовольствием уступил бы половину своего. Но делать нечего — я командир, на меня должны равняться.

Мялковский шел, но часто спотыкался и замедлял ход. «Надо же, — думал я, — такой с виду сильный, крепкий, а выносливости нет…»

— Выходит, мало маршевой подготовкой занимались, — заметил командир батальона, обгоняя меня. — Учтем на будущее. В тылу врага побольше ходить придется…

Я ничего не ответил, даже говорить было трудно от усталости. Силы берег, чтобы самому дойти, не оскандалиться. А ведь к ходьбе-то был приучен не меньше, а может, и больше, чем многие. В годы учебы в семилетке приходилось постоянно совершать «скоростные броски» до школы и обратно по восемнадцать километров. Рос я в раздольных краях Черноземья. Леса, перелески, небольшие рощицы чередовались с обширными полями и лугами. Мальчишкой излазил все окрестные леса в поисках грибов и ягод, расстояния одолевал немалые. Но там совсем другое дело — в охотку ходил и никто не торопил, всегда можно было отдохнуть. Теперь же батальон шел форсированным маршем в походном построении бригады, и никто не имел права остановиться ни на минуту — на станции нас уже ждали эшелоны.

Мы дошли в срок, преодолев эти первые на своем пути трудности. В час ночи прибыли на станцию. Последовала команда накормить бойцов и командиров, но мало кто торопился добраться до походных кухонь — многие садились где попало и засыпали. У нас же, медиков, не было ни минуты для отдыха. Хозяйственники получали продукты на время следования, пришлось их тщательно проверять.

Погрузились в эшелоны глубокой ночью и под утро отправились в путь. Остановки были редкими, чувствовалось, что нас очень ждут под Москвой, где шли жестокие, кровопролитные бои.

На одной из остановок командира и комиссара батальона вызвали к бригадному начальству. Вернувшись, Коробочкин подозвал меня к себе, раскрыл карту.

— Взгляни сюда, Миша…

— Знакомые места, — оживился я.

И действительно, на карте были обозначены город Чернь, а также станции Горбачево, Скуратово. Удалось отыскать и родное Акинтьево.

— Неужели там будем действовать?

Коробочкин ничего не ответил, только улыбнулся.

— В этих краях, Николай Иванович, — сказал я, — могу быть полезен не только как медик. Местность знаю хорошо, все излазил, исходил. — А сам подумал: «Может, хоть что-то узнаю о судьбе матери, братьев, сестры… Как они там, в оккупации?..»

Вспомнилась последняя поездка домой. Меня отпустили попрощаться с родными сразу после выпуска из института и распределения. Выехал в конце сентября битком набитым рабочим поездом. Среди пассажиров были в основном женщины с детьми и пожилые люди. Многие покидали Москву и перебирались в сельскую местность, чтобы там переждать грозное время. Особенно горько было смотреть на малышей… Дети всегда остаются детьми — непоседливы, говорливы. Но что-то изменилось и в них. Щебетать щебетали, а на лицах отражалось напряжение, предчувствие чего-то неизвестного, страшного.

Меня, одетого в новенькую, с иголочки, командирскую форму со знаками различия военврача 3 ранга, не оставили без внимания. Вопросы вертелись вокруг одной, самой главной и волнующей всех темы: что на фронте, когда же остановим проклятых фрицев?

Что я мог ответить? Объяснил, что лишь сегодня, по существу, закончил учебу и еду попрощаться с матерью, с родными перед отправкой на фронт.

— Разобьем врага, скоро разобьем, — убеждал я, хотя в то, что это случится действительно скоро, наверное, и сам тогда уже не верил — обстановка на фронте складывалась не в нашу пользу.