Валентин Бережков - Как я стал переводчиком Сталина

- Спасибо за доверие, - произнес я по укоренившейся у нас привычке за все благодарить партию, даже когда она - что бывало крайне редко - просто искупала свой грех.

Как все же наша система иной раз способна срабатывать с молниеносной быстротой! Едва я вышел из кабинета Молотова, как Козырев вручил мне бордовую книжечку с моей фотографией, гербовой печатью и выездной визой. Оказалось, что все эти годы в секретариате хранилось мое личное дело, где было подколото несколько фото. Одновременно я получил и авиабилет.

Самолет отправлялся из аэропорта Внуково в семь утра. Я даже не успел предупредить редакцию. Но Леонтьев, как потом выяснилось, знал обо всем от Молотова.

В аэропорту Вены меня встречал представитель посольства, предупрежденный шифровкой о моем приезде. Разместился я в отеле "Империал", конфискованном командованием Советской Армии и управлявшемся, хотя и с грехом пополам, хозяйственной частью. За годы оккупации некогда роскошная гостиница пришла в весьма плачевное состояние. Один из двух лифтов не действовал, комнаты убирались нерегулярно, в раковине и ванне - рыжие потеки от неисправных кранов. Ресторан и кафе не работали, даже негде было согреть воды для чая. Но мне казалось, что все это мелочи жизни. Главное - я, после десяти невыездных лет, оказался в Вене, да еще с важным правительственным поручением.

Вечером явился на открытие сессии Всемирного Совета Мира. В кулуарах уже толпилось много участников, гостей и журналистов. Разносился аромат свежесваренного кофе, дорогих сигар и каких-то головокружительных духов. Потом я узнал, что это неведомые тогда у нас "Шанель-5". В движении за мир участвовали в те годы широко известные политические деятели, ученые, писатели. Я встретил там Бертрана Рассела, Жолио-Кюри, Илью Эренбурга и, конечно же, Йозефа Вирта. Решил не спешить и преждевременно не навязываться со своим интервью, а сперва освоиться в малознакомой обстановке и установить контакт с возможно большим числом участников сессии.

Встретил я здесь и популярного в то время драматурга Александра Корнейчука, с которым был знаком еще по Киеву. С начала войны он был фронтовым корреспондентом, но часто приезжал в Москву, поскольку его жена, польская писательница Ванда Василевская, входила в состав Польского комитета освобождения. Это была крупная, уже немолодая женщина, носившая полувоенную форму, кавалерийские галифе и высокие сапоги. Корнейчук казался рядом с ней миниатюрным и очень юным. По фронтам в свое время гуляла частушка:

Пришла телеграмма резкая,

В штабе испуганы слегка

Едет Ванда Василевская,

Она же - муж Корнейчука...

К концу войны Александра Корнейчука назначили заместителем наркома иностранных дел по проблемам славянских стран, и я часто видел его, когда он приходил в кабинет Молотова для участия в заседании коллегии Наркоминдела. Обычно он занимал место у края длинного стола и по большей части молчал. А Молотов с хитрой усмешкой приговаривал:

- Вот Корнейчук сидит здесь, наблюдает, а потом и вставит нас в комедию...

В Вене в первой и во второй половине дня проходили заседания, а вечером предлагалась культурная программа. Представители муниципальных властей пригласили нас в Венскую оперу на "Похищение из Сераля" Моцарта, на концерт произведений Иоганна Штрауса, а также в политическое кабаре. Мне запомнилась одна из разыгрывавшихся там миниатюр: посреди сцены на венском стуле сидел актер, одетый в своеобразную форму - левая нога была в красноармейской зеленоватой брючине, заправленной в кирзовый сапог, правая - в американском ботинке и штанине-гольф. Половина груди, погон и рука - английские, другая половина - французская. Австриец в альпийской шапочке вбегал на сцену и что-то выкрикивал, на что реагировала только одна часть тела, скажем, советская нога, вся же фигура продолжала неподвижно сидеть на стуле. Затем повторялась такая же история с американской ногой, с французской, английской рукой. Части тела двигались по отдельности, но солдат в четырех униформах оставался на месте. Наконец, вбежавший в очередной раз отчаявшийся австриец заорал во все горло: "Китайцы идут!" И тогда сидевший на стуле вскочил и под смех и аплодисменты публики скрылся за кулисами. Все, разумеется, прекрасно понимали намек на стремление австрийцев поскорее избавиться от четырехсторонней оккупации.

Журналистов, аккредитованных при Совете Мира, пригласил как-то к себе в резиденцию советский политический комиссар на просмотр документального фильма о взятии Берлина. В перерыве был устроен небольшой прием с охлажденной водкой и разнообразными закусками. Официант в смокинге разносил напитки. Я взглянул на него и опешил от неожиданности. То был Лакомов - повар посла Деканозова в Берлине до войны. Мы обрадовались этой встрече, обнялись и облобызались. Ведь мы не виделись тринадцать лет! Вспомнили, как уже после гитлеровского вторжения, будучи интернированы в здании посольства СССР в Берлине в конце июня 1941 года, мы с Лакомовым устраивали завтрак для обер-лейтенанта СС Хейнемана, который помог мне с Сашей Коротковым выехать за пределы посольства для встречи с антифашистским подпольем.