Овидий Горчаков - Хранить вечно

А время действительно было горячим. Первого декабря полки 197-й дивизии вермахта прорвали нашу оборону севернее Наро-Фоминска. Танки врага ломились по Минскому шоссе на Кубинку. У деревни Акулово, в пятнадцати километрах севернее дымящегося Наро-Фоминска, 32-я ценой тяжелых потерь остановила меченные черным тевтонским крестом танки. Острие панцирного клина ткнулось в станцию Голицыно, но и там стояла насмерть 5-я армия.

А 6 декабря, словно по волшебству, совершенно неожиданно для измотанных боями захватчиков поднялись в неотразимую атаку белые призраки — цепи бойцов в маскировочных халатах, рванулись вперед могучие «тридцатьчетверки», взметнулись огненные параболы «катюш». А далеко впереди наступающих войск, по темным лесам и белоснежным полям Подмосковья, прощупывай затрещавшую по всем швам оборону вермахта, шли однополчане Зои.

О подвиге Зои Борис Крайнов узнал уже после великой победы под Москвой, вернувшись из очередного задания — на этот раз на смоленской земле, где Борис; в бою под деревней Пустой Вторник навсегда оставил своего друга и заместителя Пашу Проворова. Наши фронтовики одолжили крайновцам свежий номер «Правды» от 27 января 1942 года, Борис глянул на фотографию девушки с обрывком веревки, захлестнутой вокруг шеи, и обомлел…

На попутном грузовике Крайнов мчался с группой в Москву, колотил, стоя в кузове, по крыше кабины. Скорей! Скорей!..

Зоя знала, что не имеет права называть ни себя, ни товарищей. Она готова была умереть безымянной и шла на то, чтобы высокий подвиг ее остался неизвестным. И перед смертью она не хотела думать о себе.

Не раз и не два прочитал Никита Дорофеевич Дронов отчеты командиров групп, с которыми ходила Зоя в тыл врага, — Михаила Соколова и Бориса Крайнова.

Снова и снова вглядывался он в маленькую фотографию Зои на ее комсомольском билете — билете № 0236208. Год рождения-1923. Время вступления в ВЛКСМ — октябрь 1938 года… Те же коротко остриженные прямые темные волосы. Те же брови вразлет. Но глаза на фотографии в газете были закрыты, не узнать глаза…

«Надо будет зачитать статью во время политинформации», — решил комиссар.

Слушали комиссара затаив дыхание. Впечатление было громадное, незабываемое. Многие лидовские строки навсегда врезались в память Зоиных однополчан.

А когда комиссар умолк, чуткая, накаленная тишина в зале вдруг сменилась нарастающим гулом голосов:

— Это Зоя! Наша Зоя!..

Удирая из Петрищева, офицеры 332-го пехотного полка 197-й дивизии вермахта приказали солдатам спилить виселицу, а старосте — закопать труп девушки. Казненную партизанку Зою закопали на лесной опушке, за околицей, в полусотне метров от заколоченного здания сельской школы. Мерзлый грунт пришлось долбить ломами. Копали могилу русские люди. Командовал ими местный выродок — полицай.

После освобождения Петрищева одним из первых на заснеженную могилу «Тани» пришел Петр Александрович Лидов, военный корреспондент «Правды», бывший редактор серпомолотовской «Мартеновки».

О подвиге неизвестной девушки в Петрищеве Петр Лидов впервые услышал морозным январским вечером в переполненной избе полусгоревшей прифронтовой деревни Пушкино, в разгар жарких боев за Можайск. Старик крестьянин, возвращавшийся в свою деревню под Вереей из Петрищева, где его, беженца, настигла волна нашествия, случайно оказался в толпе крестьян, согнанных немцами к месту казни пленной партизанки. «Ее вешали, а она все грозила им…» — говорил в изумлении старик.

Подвиг неизвестной так обжег сердце Лидова, что он на ночь глядя ушел завьюженной дорогой в Петрищево, Он верил, что напал на след русской Жанны д'Арк.

Так оно и было.

В Петрищеве он ходил из избы в избу, подолгу беседовал при свете керосиновой лампы или лучины с местными жителями — свидетелями последних часов «Тани». К счастью, гитлеровцы не успели сжечь деревню, угнать жителей. Образ героини уже стал обрастать легендой, а Лидова интересовали только факты.

Шесть раз посетил Лидов село Петрищево.

Это был один из первых поисков героев Великой Отечественной. Могилу Зои вскрыли, и все увидели мертвую Зою, еще не тронутую тлением, покрытую инеем, белую, словно статуя. Молча, затаив дыхание, смотрели они на исколотую девичью грудь, на откинутую гордую голову, на лицо, на котором застыло величаво-спокойное выражение. Защелкал фотоаппарат — и снимок Сергея Струнникова, фотокорреспондента «Правды», облетел вскоре весь мир.