Овидий Горчаков - Хранить вечно

— На землю не ложиться, — тихо предупредил командир. — Костров не жечь.

Кто-то стянул валенки, чтобы перемотать байковую портянку, кто-то присел на пенек, поставив винтовку между колен. Другие поснимали мешки, присели на корточки, прислонились спинами к соснам. Как-никак за долгую ноябрьскую ночь отмахали не меньше двадцати километров…

Многих потянуло ко сну, и командир, видя, как сморило его людей, разрешил наломать соснового и елового лапника, чтобы устроить прямо на снегу с подветренной стороны партизанское ложе. Снегу в лесу было еще меньше, чем на полях. Первую порошу сдувал сильный ледяной ветер. Спали, положив под голову вещевые мешки, тесно прижавшись друг к другу, девчата посередине, калачиком, поджав коченеющие ноги.

— Спать вполглаза! — объявил Крайнов. — По-заячьи — один глаз спит, другой сторожит.

Борис и Павел, закурив, разложили карту-двухкилометровку на вывороченной бурей сосне.

— Мы где-то вот тут, — показал Борис пальцами, в которых дымилась зажатая папироса.

По предварительным данным, отряд вышел в оперативный тыл 197-й пехотной дивизии вермахта, входившей в один из корпусов 4-й полевой армии генерал-фельдмаршала фон Клюге. Крайновцам еще только предстояло уточнить, что дивизия эта состояла из 321-го, 332-го и 347-го пехотных полков, 229-го артиллерийского полка и тяжелого артиллерийского дивизиона двухбатарейного состава. В начале восточной кампании 197-я дивизия входила в резерв штаба ОКХ — главнокомандования сухопутной армии — при группе армий «Центр», но затем провалившийся «блицкриг» бросил и эту дивизию на передовую, в подмосковную мясорубку. Эта пехотная дивизия прошла пешим порядком от самой границы. Темпы наступления давно снизились с сорока пяти километров до трех-четырех в сутки, и, наконец, дивизия и вовсе остановилась. Солдаты были измучены. Но пока они ругали только погоду и русские дороги. В вермахте 197-ю шутя называли «дивизией по расчистке шоссейных дорог». Но она так и не сумела выбраться на оперативный простор Минского шоссе.

Крайновцам надлежало оседлать рокадную дорогу этой дивизии — тракт Дорохово — Грибцово — Симбухо-во — Верея. Разведка вернулась ни с чем, так и не дойдя до тракта. Значит, ночью отряд прошел меньший путь, чем предполагал командир.

В путь пустились немедленно. Впереди снова змейкой Шла тройка, держа наготове взведенные гранаты РГД, йастороженно шаря глазами по подлеску и по верхам Деревьев в поисках «кукушек». За головным дозором поспевал на расстоянии видимости связной, а уж за ним, тоже на расстоянии видимости, двигался цепью отряд.

Шли по всем правилам: не разговаривая, не задевая за кусты и деревья винтовкой или автоматом, обходя сухой валежник.

В сумерки пересекли, ступая задом и след в след, наезженный проселок. Судя по карте, дорога эта вела в деревню Крюково.

«Двадцать второго ноября, — вспоминала Клава Милорадова, — в лесу я заметила лежавшего на земле человека. Подала знак. Группа залегла. Борис подошел ко мне. Присели у густой ели, стали наблюдать. На припорошенной снегом земле следов не было. Человек не подавал признаков жизни. При осмотре в кармане гимнастерки нашли только одно заявление на листке из школьной тетради: «От лейтенанта противотанкового истребительного батальона Родионова. Иду в бой, прошу считать коммунистом»… У него были перебиты ноги, в виске зияла дыра. Подозвали остальных. Все стали полукругом, опустив голову, у замерзшего, державшего в сжатой мертвой руке пистолет. Борис сказал несколько слов о нашей победе, о том, что мы отомстим за лейтенанта-коммуниста Родионова и за все наши жертвы фашистам, По-настоящему похоронить мы не могли — земля мерзлая, рыть нечем, да и времени нет. Наломали еловых веток, прикрыли ими тело и двинулись дальше…»

На Зою эта встреча в лесу произвела потрясающее впечатление. Долго шла она задумавшись.

К Верейскому большаку крайновцы вышли только на вторые сутки пребывания в тылу врага.

Этот большак был хорошо знаком Борису Крайнову — он ходил сюда в октябре на первое свое задание в тылу врага, на этом большаке открыл боевой счет своей группы, установив противотанковые мины. Еще тогда он выяснил по документам, взятым у убитого унтера, что слева от 197-й дивизии стоит 7-я пехотная дивизия, справа — за Минским шоссе — 267-я.

К вечеру стало крепко примораживать.

Костров поначалу не жгли, чтобы не учуяли враги по запаху дыма. А значит, совсем не ели горячего.