Гиора Ромм - Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

Все это позволило мне почувствовать, что я возвращаюсь к цивилизации. Однако я знал, что у этого есть цена, которую мне придется заплатить, хотя не догадывался, в какой форме это произойдет.

Я наслаждался комфортной кроватью. После восьми дней на жестком ложе мои волосы стали как проволока, тело воняло, у меня отросла длинная неряшливая борода. Однако сейчас я снова лежал в нормальной постели. Сами сообщил мне, что с этого дня у меня будет только два надзирателя: он будет дежурить по ночам, а Осман — днем. Я сказал, что хотел бы увидеть свое лицо, и из соседней комнаты мне принесли осколок зеркала. Я попросил побрить меня, как меня брили в больнице. Сами сказал, что мне стоит подумать о том, чтобы оставить усы, поскольку мужчина должен быть с усами. «Ты же летчик, тебе положены усы!» — настаивал он.

У меня состоялся долгий разговор с самим собой, как следует понимать, что я сам, добровольно согласился на продолжение допроса. В результате я не мог заснуть почти до рассвета. Когда я проснулся, в комнате находился Осман. Завтрак оказался несколько более изысканным, чем обычно. На подносе стояла пластиковая тарелка, на которой, помимо питы и белого сыра, лежали маленький помидор и немного джема. Рядом с тарелкой стояла кружка с чаем — первый горячий (ОК, чуть теплый) напиток, который я не видел с того дня, как покинул госпиталь. Я ожидал, что допрос возобновится вечером, и нервничал в ожидании.

Какой капитан Гиора Ромм будет участвовать в этом допросе? Тот, которого я создал, попав в плен, или настоящий?

Впервые у меня появилась возможность пообщаться с Османом. Он казался менее интеллигентным, чем Сами, и, вне всяких сомнений, менее приятным. Его английский был самым минимальным. Однако понимая, что в его обществе мне предстоит провести много дней, пока я буду в этой комнате, мне нужно было понять его и обеспечить коммуникацию между нами. Он забрал поднос от завтрака и поинтересовался, все ли в порядке. Я сказал ему, что хотел бы продолжить мытье. Он спросил, как ко мне обращаться. Я ответил, что ему следует называть меня моим воинским званием капитан. « Naam уа kaptan !» ответил он по-арабски, — «Слушаюсь, капитан!»

В больнице ко мне тоже обращались «капитан», и я полагал, что из всех вариантов этот является наилучшим. Поэтому пока это было возможно, я настаивал на таком обращении. Вместе с Османом мы занимались моей гигиеной около двух часов, и я чувствовал, что готовлюсь к вечернему допросу, словно невеста к предстоящей свадьбе.

Осман открыл главную дверь комнаты (в левой стене) и ушел. Пока створки двери оставались открытыми, я смог бросить взгляд на широкий двор, куда она вела. Это был первый шанс восстановить связь с реальностью — двор, гравий, на небе светит солнце… Вид двора создал у меня ощущение, словно я вернулся в Египет из ссылки на далеком Чертовом острове [19] Чертов остров — один из трех островов архипелага Иль-дю-Салю, в 13 км от побережья Французской Гвианы. В 1895-99 годах на этом острове находился в заключении капитан французской армии еврей Альфред Дрейфус, ложно обвиненный в шпионаже. . Но тут дверь закрылась, и я остался один прокручивать в голове множество разных сценариев; продолжения допроса.

Что они делали все это время? Пытались ли они установить, кто я такой на самом деле? Удалось ли им это? Ведь между тем, кто я есть на самом деле, и тем персонажем, которого я для них придумал, дистанция огромного размера.

После Шестидневной войны я стал лицом израильских ВВС. Мое имя и фотографии появились на страницах всех израильских газет и многих международных военных изданий. Мой отец получал удовольствие, коллекционируя газетные статьи, которые различные еврейские общины присылали ему из самых разных стран на всех мыслимых и немыслимых языках. Ведь именно я сбил в одном воздушном бою пять вражеских самолетов, три МиГа-21 и два МиГа-17. На языке военных летчиков всего мира пилота, сбившего пять вражеских самолетов, называют асом.

Я стал первым израильским асом.

Помимо опасений, что египтяне увидят во мне летного гения и попытаются выжать из меня информацию, которой я не обладал, я боялся, что стану заложником пропагандистской войны между двумя странами: «посмотрите на героя Шестидневной войны, беспомощно валяющегося на земле, после того как его сбили наши египетские ВВС».

Когда 4 июня 1967 года началась война, практически вся израильская авиация была брошена в атаку на египетские аэродромы. Для охраны нашей территории на земле было оставлено всего двенадцать перехватчиков, по две пары из каждой из трех эскадрилий «Миражей». Было неизбежно, что египетские самолеты попытаются нас остановить.