Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

И все же спор между ними имел явную политическую подоплеку — Андропов опасался, что предлагаемые Косыгиным темпы реформирования могут привести не просто к опасным последствиям, но и к размыву нашего социально-политического строя.

Назначением Андропова на пост председателя КГБ СССР в мае 1967 года Брежнев, с одной стороны, как бы сделал уступку Косыгину, а с другой, значительно укрепил свои позиции, сделав этот важнейший участок полностью безопасным для себя. И действительно, с этого направления Брежневу до самых последних дней уже ничто не угрожало. Андропов всегда сохранял к нему полную лояльность, стремился всячески помогать.

Помимо выполнения своих прямых обязанностей председателя КГБ, он принимал активное участие в подготовке всех наиболее важных речей и докладов генсека, готовил многие предложения по вопросам внешней и внутренней политики, причем всегда делал это с полной самоотдачей. Андропов часто спорил даже с Леонидом Ильичом, отстаивал свои взгляды, но неизменно делал это с большим тактом, вел дискуссию исключительно корректно. Если же его удавалось в чем-то переубедить, то он не просто вставал на позицию другой стороны, но и твердо придерживался достигнутой договоренности.

Брежнев понимал значение Комитета госбезопасности, был внимателен к чекистам и хорошо осведомлен о положении дел в органах, черпая информацию от тех сотрудников КГБ, которых лично знал, а также из курировавшего Комитет госбезопасности отдела административных органов ЦК КПСС. Во всяком случае, кадровую политику в комитете из своего поля зрения Брежнев никогда не выпускал.

Вместе с Андроповым на работу в Комитет государственной безопасности перешел и я. Предложение Юрия Владимировича не явилось для меня неожиданным, ведь к тому времени мы уже проработали вместе около тринадцати лет и нас связывали не только общие взгляды, но и личные отношения, основанные на взаимном доверии и уважении.

Нет нужды говорить, что до того самого дня я меньше всего ожидал, что когда-нибудь стану чекистом! Еще труднее было предположить, что с КГБ будет связана вся моя последующая трудовая жизнь, что в этой организации я пройду долгий и нелегкий путь от помощника председателя, начальника секретариата КГБ, заместителя и начальника главка до председателя Комитета!

Долго и даже с некоторыми опасениями думал я над тем, как подойти к описанию своей работы в разведке. До последнего времени ни один руководитель советской разведки не писал мемуаров. Исключение составляют вышедшие в 1992 и 1993 годах две книги сменившего меня на посту начальника Первого главного управления КГБ СССР Леонида Шебаршина, в которых его работа в разведке описана без претензий на освещение деятельности службы в целом в течение длительного периода и показа ее как одной из структурных составляющих государственности.

Это и понятно — секретный характер организации, невозможность использования сведений, почти целиком представляющих государственную тайну, опасение подвести сотрудников, находящихся еще в строю, раскрыть агентов и помощников, особенно тех, кто сейчас там, за рубежом.

Сейчас, когда я побывал под арестом и мое положение отличается от положения предшественников, к вопросу о хотя бы кратких воспоминаниях бывшего руководителя советской разведки в 1974–1988 годах позволительно подойти иначе. Но не мое положение является определяющим. Кардинально изменилась обстановка в стране, ситуация вокруг органов госбезопасности, в их работе стало больше гласности, перед отечественной и мировой общественностью открылись многие аспекты деятельности специальных органов, в том числе и разведслужб бывшего Союза.

Кстати, в гласность работы органов госбезопасности, и в частности разведки, мне довелось внести вклад, став, как говорится, первопроходцем. Мною было дано немало интервью средствам массовой информации — отечественным и зарубежным, опубликован ряд статей по вопросам деятельности Комитета госбезопасности. Затем следовали многочисленные выступления в печати руководящих и рядовых сотрудников органов в центре и на местах, встречи с представителями общественности.

Разумеется, своими воспоминаниями я не должен причинить вреда никому лично и разведслужбе в целом. Поэтому не буду называть многих имен, опущу ряд конкретных операций, дел и стран. Если кому-нибудь из моих бывших «однополчан»-разведчиков доведется прочитать эти воспоминания, я уверен, они без труда узнают себя и в душе, возможно, дополнят их другими деталями, эпизодами, историями, которые мною опущены то ли в стремлении рассказывать о самом главном, то ли по причине несовершенства памяти.