Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

Уже позже меня как председателя Комитета госбезопасности многие осуждали за нерешительность, в частности по отношению к Ельцину. Что ж, трудно возражать после всего случившегося с нашей страной. Но разве в августе 1991 года была очевидна для значительной части граждан глубина падения и разрушения державы? Прозрение наступило позже, под влиянием трагической реальности.

А в те дни в наши планы не входили жесткие меры по отношению к Горбачеву и Ельцину.

С самого начала российское руководство, и прежде всего его высший эшелон в лице Ельцина, Руцкого, Хасбулатова, Силаева, Бурбулиса и некоторых других, встали на путь острой конфронтации с ГКЧП. Его действия объявили незаконными, а членов ГКЧП и хоть в какой-то степени причастных к нему лиц — изменниками Родины, чем предопределили все дальнейшие действия Прокуратуры России. Так что вопрос о возбуждении уголовного дела, квалификации действий членов ГКЧП был предрешен российским руководством, а то, что это является прерогативой другой, судебной власти, в тот момент, да и в дальнейшем никого не смущало.

Подобное поведение российского руководства объяснялось просто. 20 августа прекратил бы свое существование Советский Союз, Договор о союзном государстве 1922 года, что давало бы России «вольную» от ненавистного центра. И вдруг достижение столь желанной цели ставилось под вопрос!

Выше я уже упомянул, что 21 августа должно было состояться заседание Совета Федерации, однако Ельцин в разговоре с Горбачевым прямо заявил, что никакого Совета не будет, ибо Союз прекратит существование и, следовательно, никакие союзные структуры действовать не должны.

Таким образом, все действия российского руководства с самого начала были продиктованы стремлением не сохранить Советский Союз и придать ему новое дыхание, а, наоборот, довершить работу по его разрушению. Доказать обратное невозможно, потому что все последующее развитие событий лишь подтверждает этот вывод.

Тактика российского руководства в отношении ГКЧП в общем-то имела двойственный характер и позволяла искать выходы из создавшегося положения в зависимости от развития событий. Официальная позиция — осуждение ГКЧП, его деятельности, объявление его вне закона. В неофициальном же плане представители российского руководства старались установить закрытые контакты с лицами, действовавшими в рамках ГКЧП, стремились сгладить ситуацию, снять острые вопросы и создать видимость рабочего обсуждения возникших проблем с целью поиска приемлемых вариантов их решения. Чувствовалось, что они напуганы обстановкой, опасаются влияния ГКЧП и его усиления, боятся возможных жестких мер в отношении тех, кто выступил против созданного Комитета.

19—20 августа 1991 года ГКЧП провел ряд заседаний, совещаний и тотчас же столкнулся с лавиной вопросов и проблем. У многих в центре и на местах появилась надежда остановить кризисные явления, поправить положение в стране, оживить экономику, помочь селу. В ближайшие дни предполагалось обсудить программу действий в области сельского хозяйства, принять меры по борьбе с преступностью и в срочном порядке навести порядок хотя бы на улицах и в общественных местах, где от бандитов и хулиганов не было покоя. С наступлением темноты люди боялись выйти на улицу, отказывались работать в ночных сменах. Чувствуя безнаказанность, преступники наглели, их ряды, к сожалению, все в большей мере пополнялись молодежью.

В середине дня 19 августа на заседании ГКЧП появился Павлов. Бросилось в глаза его болезненное состояние. И немудрено: давление за 220, аритмия сердца, головные боли. Чувствовалось, что ему трудно воспринимать разговор, как говорится, «врубаться» в него. Как раз речь шла о предстоящей пресс-конференции. Конечно, участие в ней Павлова исключалось, как и его участие в текущей работе. Это в корне меняло ситуацию. Через несколько минут Павлов покинул заседание ГКЧП, он спешил в Совмин, куда все-таки отважился сходить, несмотря на плохое самочувствие.

А тем временем российское руководство не дремало. Ельцин обратился к гражданам России с призывом начать всеобщую политическую стачку, организовывать забастовки, митинги протеста, акты неповиновения.

Сработай этот призыв, и дело могло принять самый неблагоприятный оборот; в ГКЧП это хорошо понимали. Однако поступавшая в то время с мест информация обнадеживала. Призыв к стачкам, забастовкам, митингам не нашел поддержки. В течение 19 и 20 августа по всему Советскому Союзу с населением почти 300 миллионов человек в забастовках и митингах приняли участие не более 150–160 тысяч человек, и то условно. Нередко на митингах присутствовали те, кто активно поддерживал ГКЧП, многие приходили просто из любопытства.