Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

Подготовка к новому Союзному договору шла полным ходом. Идея была брошена в массы, доведена до сведения общественности, и Горбачев считал, что на смену существовавшему Союзу должен прийти новый союз или какое-то образование республик, входивших в СССР, но с другой формой и содержанием. О каком-то прочном союзе Горбачев и не помышлял. Он не мог не понимать, что страна идет не к федерации, в лучшем случае — к конфедерации, которая не будет жизнеспособной и, следовательно, долговечной. Почему? На этот вопрос уже дан ответ историей, результатами развития положения в стране за последние годы.

Горбачев сознательно шел на разрушение федеративного государства. Он не мог не отдавать себе отчета в том, что предполагавшееся новое союзное образование было бы несравнимо слабее прежнего Союза. Это было абсолютно ясно всем как в Союзе, так и за его пределами.

В то время руководство страны еще не утратило контроля над определенной частью средств массовой информации, располагало значительным пропагандистским аппаратом, структурами власти в центре и на местах для проведения более активной кампании в пользу сохранения Союза, однако ни одна из этих возможностей по-настоящему не была задействована. В то же время рабочие, крестьяне, значительная часть интеллигенции активно выступали за сохранение Союза. Это было проявлением их личной убежденности в необходимости сохранения СССР, за пределами которой нетрудно представить себе самые мрачные перспективы.

Столь внушительная победа союзных сил на референдуме нисколько не обрадовала Горбачева. Для него это означало новые заботы, необходимость вести борьбу с теми, кто выступал за разрушение Союза, а это никак не входило в его планы.

Итоги референдума были уникальной и, пожалуй, последней возможностью отстоять Союз, остановиться на пути его разрушения, дать отпор антидержавным настроениям и, опираясь на политическую поддержку большинства, широкой социальной базы, повести работу и борьбу за развитие и укрепление Союза. Иной путь вел к катастрофе, что и случилось в декабре 1991 года в результате беловежского сговора. И если Горбачев не имел к нему прямого отношения, то подготовке условий для него активно способствовал и потому несет прямую ответственность за разрушение Союза.

А тем временем обстановка в стране день ото дня ухудшалась, и тенденция к ее обострению превратилась в устойчивый процесс. С повестки дня не сходил вопрос о возможности введения чрезвычайного положения в некоторых регионах, отдельных отраслях народного хозяйства, стране в целом.

В последние два года такая возможность, причем совершенно конкретно, обсуждалась не раз. Иногда ситуация оказывалась буквально на грани взрыва. К этому добавились еще забастовки.

Забастовки шахтеров больно ударили не только по угледобывающей промышленности, но и по ряду смежных отраслей, по экономике в целом. Производство падало, снабжение ухудшалось, недовольство масс нарастало день ото дня. То здесь, то там стали появляться параллельные структуры власти, и к ним переходили управленческие функции. Центр терял рычаги управления.

Политическая и экономическая нестабильность достигла такой глубины и масштабов, что страна становилась неуправляемой. Все острее давали о себе знать горячие точки, их возникало все больше, конфликты в них сопровождались человеческими жертвами.

В этих условиях правоохранительные органы были не в состоянии поддерживать общественный порядок. Уголовные дела по правонарушениям формально возбуждались, но проводить по ним следствие было невозможно из-за протестов «общественности», травли в средствах массовой информации, угрозы силового воздействия на органы внутренних дел, прокуратуры и суды.

Принимаемые указы президента, постановления Кабинета министров попросту игнорировались. Действовали лишь два взаимоисключающих фактора: с одной стороны, под лозунгом демократизации общества раздавались требования о демонтаже существовавших государственных структур, развале Союза и т. д., а с другой — все настойчивее слышались призывы к наведению элементарного порядка, восстановлению законности, защите граждан от захлестнувшей страну преступности.

Появились беженцы из Прибалтики, Молдавии, других регионов. Это был зловещий признак надвигающейся большой беды, но центром и ему не было придано должного значения.

В 1991 году «демократы» стали в открытую поднимать вопрос о перемещении русскоязычного населения из союзных республик в Россию, а также о выезде граждан других этнических групп из разных регионов страны в свои национальные районы. Подсчеты показывали, что переселение могло коснуться 60 миллионов человек, проживавших в Союзе вне своих национальных образований.