Вилен Иванов - Моё пятнадцатилетие

Со временем несколько расширилась проблематика моего поэтического творчества. Интересна история написания книги «Любовь и женщины». Весной 2008 года я выступил с чтением стихов (в основном это были эпиграммы и политические «зарисовки») в Литературном институте им. М. Горького на семинаре поэта Г.Н. Красникова. Представил меня студентам ректор Института Б.Н. Тарасов. После моего выступления было много вопросов. И вдруг под конец выступила совершенно юная поэтесса и заявила: «Вилен Николаевич, вы пишете не о том. О людях, которым вы посвящаете стихи, забудут очень скоро». – «О чем же нужно писать?», – спросил я. – «Пишите о любви», – услышал в ответ.

О любви кое-что было уже мною написано. Я заглянул в «стол», собрал все, что имело отношение к этой вечной теме. И через некоторое время издал книгу под названием «Любовь и женщины». Книга выдержала два издания. Большой критики не было.

Размышляя о Феномене любви, я как-то незаметно и неожиданно для самого себя окунулся в тему смерти. Прочитал сначала монографию С.А. Андреевского «Книга о смерти», «Исповедь» Л.Н. Толстого, перечитал его знаменитую повесть «Смерть Ивана Ильича», множество статей современных авторов и в результате появился на свет цикл стихотворений «Апология финала». Я включил его в уже подготовленную к изданию книгу «Откровения». Друзья и близкие подвергли меня обстоятельной критике за обращение к теме смерти, сочтя это за проявление «мировоззренческого пессимизма».

У Л.Н. Толстого я нашел интересное рассуждение, многое объясняющее в его понимании жизни и смерти: «Прав был Ана-толь Франс, – писал Л.Н. Толстой, – в своей прекрасной легенде, что все содержание человеческой истории заключается в четырех словах: люди рождались, страдали и умирали. Я внес бы в горькие слова эти только одну поправку: люди рождались, страдали, радовались и умирали – ибо без радостей не стали бы они и жить. Так это с человечеством, так это и с отдельным человеком…» [2]. Становится ли меньше радостей человека с возрастом? Наверное, нет. Просто меняется характер радости: она становится менее эгоистичной, становится в большей мере радостью за других, за близких, за детей и внуков. И эта радость заставляет человека оставаться «на плаву» даже и в преддверии неизбежного финала.

Не так давно в Политехническом музее был тематический вечер «Поэты «Братины». Перед собравшимися выступали поэты, публиковавшиеся в разное время в журнале «Братина». Выступал с большим успехом и поэт Владимир Костров. Мне запомнились ставшие знаменитыми его строчки: «Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова». Ответить на этот вопрос, какова же в действительности наша жизнь и какова она должна быть предстоит поэтам и ученым (социологам в том числе).

Поворот в социологии к так называемым качественным методам сделал особенно очевидной связь литературы и социологии. Русская литература – прародительница русской социологии. Я убедился в правильности этого тезиса еще раз, согласившись стать научным руководителем по кандидатской диссертации Ю.А. Голубицкого, посвященной выяснению роли т. н. «физиологического очерка» в становлении русской социологии.

На IV Всероссийском конгрессе в феврале 2012 года мне было поручено руководить «круглым столом» по теме: «Социология и литература», на котором Ю.А. Голубицкий выступил с докладом о «физиологическом очерке» как предтечи русской социологии. Доклад прошел с успехом. Это, как мне показалось, укрепило его веру в правильности и перспективности выбранной им для исследования темы и доставило радость мне как научному руководителю.

Хочу отметить, что читал я в эти годы много. Но из всего прочитанного наибольшее впечатление произвела на меня книга английского ученого Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова».

Большим откровением для меня было повествование о Чехове А.П. как об исследователе Сахалина. В этой роли он выступил не только как профессионал высокого класса, но и как гражданин с большой буквы. Подумалось о том, что в наших программах обучения будущих социологов очень не хватает личностных характеристик наших предшественников, описания их человеческих поступков и деяний во имя науки. Хочу привести для иллюстрации выдержку из письма самого А.П. Чехова к Суворину (1890 г.): «Я вставал каждый день в 5 часов утра, ложился поздно и все дни был в сильном напряжении от мысли, что мною многое еще не сделано… Я объездил все поселение, заходил во все избы и говорил с каждым; употреблял я при переписи карточную систему, и мною уже записано около десяти тысяч человек каторжных и поселенцев. Другими словами, на Сахалине нет ни одного каторжного или поселенца, который не разговаривал бы со мной. Особенно удалась мне перепись детей, на которую я возлагаю немало надежд» [3]. Уверен, что со мной согласятся многие мои коллеги, что «социологическая работа» А.П. Чехова являет собой яркий образец научной добросовестности и гуманизма.