Алистер Макграт - Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

Но есть и третий Льюис, должно быть, наименее известный большинству поклонников и критиков: почтенный оксфордский дон и литературный критик, собиравший полные аудитории вдохновенными рассуждениями об английской литературе. Позднее он возглавил только что созданную в Кембридже кафедру средневековой и ренессансной литературы. Мало кто из нынешних читателей знаком с его «Предисловием к „Потерянному раю“» (1942), но в свое время этот текст задал новые стандарты ясности и проницательности.

Профессиональное призвание Льюиса привело его в «рощи Академа». Избрание в Британскую академию в июле 1955 года официально подтвердило высочайшую репутацию ученого. И все же кое-кому в академическом мире коммерческий, популярный успех казался несовместимым с какими-либо притязаниями на ученость. Начиная с 1942 года и до конца жизни Льюису приходилось отстаивать научность своих трудов, подрываемую более популярными его сочинениями, например, легковесными размышлениями над бесовским миром Баламута.

Как же соотносятся друг с другом три Льюиса? Это изолированные сущности или они связаны между собой? И как они возникли и развивались? Наша книга ставит целью, опираясь на труды Льюиса, рассказать о том, как росло и находило пути выразить себя его мировоззрение. Мы не будем подробно документировать каждый аспект жизни Льюиса, но сосредоточимся на исследовании интересных и сложных связей между его внутренним и внешним миром. Итак, биография строится вокруг реальных и воображаемых сфер, где обитал Льюис, — главным образом это Оксфорд, Кембридж и Нарния. Как развитие его идей, его воображения вписывается в тот мир, где он жил? Кто способствовал формированию этого интеллектуального и творческого видения реальности?

Мы поговорим о восхождении Льюиса к славе и возможных причинах такого успеха, но не забудем еще вот о чем: одно дело — прославиться, другое — оставаться в центре внимания и через пятьдесят лет после смерти. Многие критики в 1960-х были уверены, что слава Льюиса недолговечна. Это лишь вопрос времени, говорили тогда многие, самое большее — десять лет, и забвение поглотит его имя. Именно по этой причине в последней главе мы попытаемся разобраться не только в том, как Льюис сделался столь авторитетной и влиятельной фигурой, но и почему остается ею поныне.

Среди наиболее важных биографий Льюиса есть написанные теми, кто знал его лично. Они сохраняют свою ценность как описание Льюиса-человека и предлагают некоторые существенные суждения о его характере. В то же время обширные исследования последних двух десятилетий прояснили исторические вопросы (например, роль Льюиса в Первой мировой), глубоко разобрали различные аспекты интеллектуального пути Льюиса и обеспечили нас комментированным прочтением главных его работ. Настала пора соединить эти нити и представить понимание Льюиса, прочно опирающееся на прежние работы, но выходящее за их пределы.

Любая попытка разобраться в том, как Льюис оказался на виду, должна учитывать его личное нежелание играть публичную роль. Он сделался пророком своего времени и следующих десятилетий, однако нужно помнить, что пророком он стал против воли . Даже обращение в христианство произошло как бы вопреки его собственным логическим доводам, а приняв веру, он вынужденно стал обсуждать ее главным образом из-за молчания или невнятности тех, кто, по его мнению, гораздо лучше его самого подходил для публичных высказываний по религиозным и богословским вопросам. А еще Льюис представляется эксцентриком в точном смысле слова — человеком, отклоняющимся от признанных, традиционных или установленных норм и схем, смещенным относительно центра. Его странные отношения с миссис Мур, которые нам предстоит достаточно подробно обсудить, выходят далеко за пределы британских социальных норм 1920-х годов. Многие коллеги Льюиса в Оксфорде стали воспринимать его как маргинала примерно с 1940 года как из-за его слишком явного христианского мировоззрения, так и из-за неполагающегося ученому дара писать популярные художественные книги и апологетические сочинения. Как известно, Льюис подтвердил свой разрыв с господствующими среди ученых современников тенденциями, когда в инаугурационной лекции в Кембриджском университете (1954) назвал себя динозавром. Отклонение от центра ощутимо и в религиозной жизни Льюиса. Хотя он сделался чрезвычайно влиятельным голосом британского христианства, работал он более на периферии, чем в центре, и не тратил время на контакты с ключевыми фигурами религиозного истеблишмента. Вероятно, эта черта Льюиса привлекла часть СМИ, желавших услышать подлинный голос веры, исходящий не от иерархических структур господствующих церквей.