Алекс Гилберт - Я – приемный сын

В течение нескольких следующих недель жизнь вошла в привычную колею. Меня часто спрашивали о России, о том, какая она. Довольно быстро я заготовил на этот вопрос краткий ответ, который и повторял всем интересующимся. Куда труднее было отвечать на расспросы о кровных родителях, о том, как на мне отразилось знакомство с ними. Я честно и откровенно говорил, что нисколько не сожалею, и рад, что оно состоялось.

Вернувшись домой, я продолжал общаться с Михаилом, но ничего не знал о Татьяне. Поддерживать с ней связь было очень тяжело: она не пользовалась ни интернетом, ни мобильной связью. Оставался либо ее домашний телефон, либо электронная почта, причем письмо нужно было сначала перевести на русский и отправить Элеоноре, которая распечатывала его и передавала Татьяне. Что же касается телефонного разговора, то, во-первых, нам требовался переводчик, а во-вторых, разница во времени между Оклендом и Рыбинском делала этот вариант крайне неудобным.

Конечно, мама и папа соскучились по мне, поэтому при первой же возможности приехали в Окленд. Они были очень рады моему возвращению.

Вскоре начались рождественские каникулы. Мой брат Андрей заехал за мной в Окленд, чтобы отвезти в Фарангеи. В отличие от меня, его никогда не интересовали люди, когда-то давшие ему жизнь, а Россию он рассматривал исключительно с туристической точки зрения. Безусловно, я понимал и уважал его позицию, а он платил мне взаимностью.

Выехав из Окленда ранним утром Сочельника, мы уже через два часа были в Фарангеи. Хорошо все-таки жить рядом с родителями – в любой момент прыгнуть в машину и оказаться дома. Мама открыла дверь и обняла меня. Хоть это была и не первая наша встреча после моего возвращения, я знал, что она все еще немного переживает. Все-таки нет ничего лучше родных стен.

Рождество прошло великолепно. Мы устроили роскошный ланч и все праздничные дни провели вместе. Как же хорошо было вырваться из большого города! Скоро мне предстояло вернуться в Окленд, чтобы наверстать немного запущенную из-за поездки в Россию работу.

Не успел я оглянуться, как наступил канун нового, 2014 года. Я задумался о том, чего ждать от него. Я связался с людьми, занимавшимися монтажом фильма о моем знакомстве с кровными родителями, и узнал, что его планируют к показу на Национальном телевидении уже в начале февраля. Он должен был стать первым сюжетом нового сезона. Я продолжал работу над «My Russian Side», намереваясь опубликовать книгу в апреле, а пока терпеливо ждал премьеры.

Ночь перед показом я провел у папы и мамы, набираясь духу. Я немного боялся вновь увидеть свою историю и взглянуть на нее со стороны. На следующий день я вернулся в Окленд, чтобы посмотреть передачу в гостях у друга. Воскресенье тянулось невыносимо долго. Наконец, начались шестичасовые новости. В рекламных паузах давали анонс моего фильма, и я наконец-то поверил, что так долго ожидаемое событие действительно свершится.

В семь часов вечера передача началась. На меня тут же нахлынули воспоминания. Как выяснилось, я совершенно напрасно беспокоился: фильм оказался прекрасно сделан и качественно смонтирован. Я с удовольствием слушал собственные слова, испытав настоящий эмоциональный всплеск, когда увидел со стороны свои встречи с кровными родителями. Все было как будто вчера.

Когда передача закончилась, мне позвонила мама и сказала, что очень рада. Я получил огромное количество отзывов – как мне сообщили, аудитория передачи превысила 600 000 человек. На следующий день мне было трудно сосредоточиться на работе из-за непрерывного потока сообщений от людей, смотревших вчера телевизор.

На моей страничке в Facebook появилось множество записей, в которых приемные дети со всей Новой Зеландии рассказывали свои истории. Конечно, на то, чтобы прочитать их и ответить всем, у меня ушла масса времени, но я был рад помочь и дать совет каждому.

В начале воскресной передачи показали снятый в 1994 году сюжет, в котором фигурировали и мой Дом ребенка, и его юные обитатели. Мне было чрезвычайно интересно посмотреть, как выглядело тогда это место. Я часто гадал, какой была судьба детей, которые находились в нем одновременно со мной. Удивительно, но частично ответ на этот вопрос я получил довольно скоро.

Среди огромного потока сообщений, поступивших мне в социальных сетях после показа фильма, одно показалось мне особенно важным. Мне написала девушка по имени Катя, удочеренная тоже в Новую Зеландию. Оказывается, в эпизодах, посвященных архангельскому Дому ребенка, мелькнула и она – по крайней мере, так утверждают ее приемные родители. По их словам, в этом фрагменте маленькая Катя сидела на высоком стуле среди других детей. На моей стене в Facebook она поместила фотографию, которую дали ее новозеландским родителям при удочерении, – это был тот самый кадр. Катя поделилась со мной своей историей, и мы оба были до крайности удивлены такому совпадению. Сейчас она жила в Крайстчерче, на другом конце страны.