Антонина Пикуль - Валентин Пикуль

Это был первый на моих глазах Новый год, который Пикуль встречал не за своим рабочим столом…

Итоги изданий уходящего года давали повод для удовлетворения. Их было много, но особенно порадовало писателя армянское издательство «Советокан грох», выпустив книгу «Баязет» на армянском языке.

По официальным и неофициальным каналам просачивалась информация о предстоящем выходе «Фаворита». Читающие люди жили ожиданием интригующей своим названием книги.

Книги Валентина Пикуля…

Поэтому интриговало не только название…

С первых часов нового года продолжилась напряжённая работа над рукописью по «снятию» редакторских замечаний, для подсчета количества которых наиболее полно подходит не совсем литературное слово — уйма.

Кропотливый труд занял целую неделю, после чего удовлетворённая чувством исполненного долга Инна Ивановна отправилась к родным пенатам, чтобы передать материалы на следующую ступень технологической лесенки, ведущей книгу к читателям.

Валентин Саввич тоже с облегчением вздохнул. Закончен важный и практически завершающий этап. Всё главное, что зависело от него как от автора, он выполнил. А остальное — по ходу дела.

«Вздох облегчения» — понятие относительное, только на словах имеющее причастность к некоей лёгкости. Чаще это вздох смертельно уставшего, измотанного тяжёлой, но только что законченной работой человека.

Усталость вышла на поверхность, наложив заметные мазки не только на лицо и глаза, но и на всё настроение Пикуля. У меня даже не поворачивался язык, чтобы напомнить ему, что в редакции ждут доработанный «Париж на три часа».

Вскоре к Валентину Саввичу по делам всё того же «Фаворита» приехал художественный редактор Борис Гаврилович Смирнов — заведующий отделом оформления Лениздата. Он привёз на подпись графические работы художника Г. П. Фильчакова, предназначенные для оформления двухтомника.

Приверженец классического направления в искусстве, Валентин не был в восторге от увиденных работ. Ему не импонировал новый модернистский стиль оформления, контрастирующий со стариной повествования.

Пикуль протестовал.

— Давайте я сам нарисую, — в запальчивости говорил он.

Но речь идёт не о какой-то мальчишеской запальчивости. О художественных если не талантах, то мастерских навыках Пикуля мне ещё нужно будет рассказать. Здесь же мне хотелось только донести мысль: каждый должен делать то, что лучше всего умеет.

Пикулевский пыл был быстро охлаждён; если переделывать, то выход книги в свет задержится не менее чем на полгода.

И Валентину Саввичу пришлось уступить. Впрочем, он отлично понимал цену такой уступки. Оформление книги связано не только с искусством, но в не меньшей степени с коммерцией. И в конечном счёте, какая разница, какими ленточками и бантиками она украшена? Её будут расхватывать с прилавков прежде всего потому, что на обложке будет написано знакомое — Валентин Пикуль и ещё не знакомое — «Фаворит».

Принятое решение не отодвигало сроков выпуска книги. Это было единственным его достоинством…

В двадцатых числах января у Валентина Саввича состоялась первая очная встреча с уже хорошо известным по рецензиям Юрием Александровичем Лимоновым.

Восхищённый библиотекой гость медленно ходил вдоль полок-стеллажей, рассматривая книги. Некоторые трогал, гладил по корешкам, и казалось, что руки его — в белых перчатках.

В разговорах они легко находили общий язык. В своих взглядах по большинству вопросов оба историка были единодушны, и только в образе Пугачёва у них имелись разночтения.

Причисление Пикуля к историкам сделано не мною, а Ю. Лимоновым. Расскажу об одной поездке, которая запомнилась Юрию Александровичу, наверное, не меньше, чем нам.

Когда тема разговоров перешла на «Слово и дело», на его героев, на время и место, описанные в романе, Валентин предложил совершить экскурсию в Елгаву. Предложение нашло поддержку, и на следующий день мы отправились в бывшую столицу Курляндского герцогства, приютившую на своих землях старый 300-комнатный дворец, сооружённый для Бирона великолепным Растрелли.

Восхитившись внешней архитектурой, мы вошли внутрь дворца. Для опытных, внимательных глаз, умеющих «читать между строк», грандиозность сооружения просматривалась и сквозь перегородки, настроенные для нужд располагаемой ныне в памятнике старины Сельскохозяйственной академии. Один только вид парадной лестницы давал богатому воображению представление о внутреннем убранстве дворца.