– Кортни сказала, что я должен поехать. Это все взаимозависимость, вот эта опекунская штука, я чувствовал, что защищаю его, потому что ему тогда было не очень-то хорошо.
Эрик взял с собой видеокамеру, чтобы запечатлеть концерт.
Nirvana отменила недавно запланированное европейское турне, и Антон Брукс вспоминает атмосферу вокруг группы после статьи в Vanity Fair и других слухов о наркомании Курта:
– Все мои собеседники, и по телефону, и лично, считали, что Nirvana не сыграет. Были даже слухи, что группа развалилась. Просто по умолчанию предполагалось, что они не сыграют. Я говорил людям, что только что пообедал с ними или побывал в их гримерке, а пресса считала, что я все выдумываю. Все так типично для драмы, которая повсюду преследовала Nirvana.
За день до Редингского фестиваля в NME вышла статья Кита Кэмерона, основанная на интервью, взятом у Курта в испанском Бильбао летом, еще до рождения Фрэнсис. В отличие от Хиршберг, Кэмерон был тем журналистом, которому Курт и Кортни доверяли. Он с энтузиазмом писал о группе практически так же долго, как и Эверетт. Тем не менее он повторил убийственное обвинение Хиршберг о том, что «различные доверенные источники» утверждают, что Кортни принимала героин, будучи беременной. Еще Кэмерон написал: «Главный вопрос здесь не то, сидит Курт Кобейн на героине, или не сидит, сидел, или пытается прямо сейчас с него слезть, а то, что его женушка – самая настоящая заноза в заднице. Ее, похоже, не любит почти никто. Один из техников называет ее «Злой Волшебницей Запада», а другой мой собеседник назвал Курта хорошим парнем ДК («до Кортни»)». Еще Кэмерон описал Джанет как «что-то среднее между кормилицей и человеком-губкой, она исполняет все капризы и впитывает в себя всю пустую болтовню Кортни».
Вспоминая этот момент, Курт позже рассказал британскому журналисту: «Во многом это просто сексизм. Кортни – моя жена, и люди просто не могут принять того факта, что я влюблен и могу быть счастлив, а она настолько сильная и грозная персона, что все сексисты в индустрии объединились и попытались нас стреножить». Однажды, жалуясь мне на интерес таблоидов к их семье, Курт растерянно сказал мне: «Я даже не знаю, как зовут жену Боно». Волны, пошедшие после статьи в Vanity Fair, поместили Курта и Кортни в незавидную категорию, куда входили только они двое. Большинство СМИ сделали из них мультяшных персонажей.
Учитывая, насколько трепетно Курт относился к репутации жены, а также все прочие стрессы, от которых тогда страдал, никто бы не удивился, если бы он действительно отменил концерт Nirvana. Обсуждая свои чувства перед выступлением в интервью со Scotsman, Дейв Грол сказал: «Я на самом деле думал, что будет катастрофа, конец карьере. Курт периодически ложился на реабилитацию, общение в группе потихоньку становилось напряженным. Курт жил в Лос-Анджелесе, а мы с Кристом – в Сиэтле. Люди даже не были уверены, приедем ли мы. Мы разок порепетировали, за день до концерта, и вышло хреново.
Но концерт получился замечательным и на время исцелил нас».
И в самом деле, Курт и Nirvana дали один из лучших своих концертов за все время, он вышел настолько мощным, что много лет спустя о нем издали фильм. Началось все с потрясающей импровизированной театральной постановки. Чтобы высмеять слухи, что он лежит на смертном одре, Курт попросил привезти за кулисы инвалидную коляску и сел в нее, надев длинный светлый парик и больничный халат. Брукс вспоминает:
– Курт попросил меня вывезти его на коляске, и я сказал – да ну тебя на хрен, я не выйду на сцену, перед которой семьдесят, а то и восемьдесят тысяч человек. Эверетт услышал наш разговор и сказал, что тогда это сделает он.
Монтгомери, сидевший за микшерным пультом, вздохнул с облегчением.
– Они довольно давно не играли, у них была куча проблем, и тут Курт решил выступить со смешной выходкой. Юмор никуда не делся…
Сидя в инвалидной коляске, Курт печальным голосом запел первую строчку The Rose, песни, которую Бетти Мидлер записала для одноименного фильма, где сыграла рок-певицу, которая не смогла справиться с давлением славы и умерла от передозировки наркотиков. Потом он плюхнулся на сцену, словно потерял сознание, и невозмутимый Крист с притворным беспокойством сообщил зрителям: «С помощью друзей и родных он все преодолеет».
Затем, с вдохновением, достойным Джеймса Брауна, Курт поднялся, надел гитару, подержал ее так, чтобы она громко «завелась», и с горящими глазами заиграл Breed, одну из самых «панковских» песен с Nevermind. Слушая четверть века спустя запись Курта, кричащего на редингском концерте первые слова песни – «Мне плевать, мне плевать, мне плевать», – я до сих пор поражаюсь, насколько же интимной кажется эта эмоция. Словно он говорил огромной аудитории: «Мне плевать на них, мне важны только мы».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу