Евгений Сидоров - Записки из-под полы

Пути Господни неисповедимы, и все же не перестаешь удивляться неким закономерным поворотам судьбы. Павел Николаевич Гусев, главный редактор “Московского комсомольца”, получил второе высшее образование в Литературном институте и занимался шесть лет в моем семинаре. Он успешно защитил дипломную работу, посвятив ее “Незабудкам” Михаила Пришвина. Кто бы мог подумать, что поклонник Пришвина через двадцать лет станет охотником на крупного африканского зверя, медиамагнатом, успешным владельцем моей родной газеты, включая ее дочерние издания! Какая-то ниточка незримо связывает тот “МК” и этот – через поэта и журналиста Сашу Аронова (хорошо, что в вестибюле висит мраморная доска в память о нем), через литинститутские семинары, через сами газетные страницы, такие непохожие на прошлые, но где тебя напечатают и сегодня – с репликой, открытым письмом в направлении власти, вспомнят и поздравят в дни твоих маленьких праздников. Есть несколько выпускников моего семинара, которыми я особенно горжусь: Марина Палей, Ирина Слюсарева, Юрий Гафуров, Евгений Кузьмин, Сергей Федякин, Владислав Кулаков, Татьяна Геворкян, и среди них, конечно, Павел Гусев – все они состоялись в жизни и профессии.

Мне везло на встречи с замечательными людьми. Один из них – Александр Асаркан, личность феноменальная, журналист от Бога, мастер короткого эссе, интонационного жеста, таящего в глубине поэзию и иронию. Замечательно писал о театре, посылал друзьям и знакомым открытки с наклеенными текстами, вырезанными из советских газет и журналов. Получалось остроумно и снайперски точно. Асаркан, как полагается, отсидел свое студентом в тюремной психушке, выучил там итальянский, ставил в гулаговском театре какие-то пьески. Ходил в курточке, слегка небритый (теперь-то это модно), любил варить дома крепкий кофе в одинокой комнатке в большой коммуналке на Солянке. Знала его вся артистическая Москва. У нас, в “Комсомольце”, он вел, как колумнист, ежедневную колонку (с портретом), посвященную культуре, пока рубрику не прикрыла цензура, не сразу, впрочем, разобравшись, что к чему в блестящих Сашиных текстах. След в душе он оставил прочный, незабываемый. Умер недавно в Чикаго.

Из разговоров с Виктором Петровичем Астафьевым (1992 год, село Овсянка Красноярского края).

– Видел майский съезд Союза писателей России? Кошмар какой-то, ждать чего-нибудь путного от этой организации уже нельзя. Не съезд, а колхозное собрание пятидесятых годов. Я же помню. Крик, ругань несусветная, ребята старые, но по-прежнему пьяные и орут. Бондарев в президиуме, сидит, молчит. Тяжко на все это смотреть. Противно. Причем о литературе ни слова. Только политика и дележ портфелей. Уж и делить-то нечего, а туда же. И никто, заметь, не думает о смене, о молодых, им-то что делать, на что жить, как? Бумага дорогущая, коммерция задушила все, что можно, издаваться-то где? Не обо мне речь, слава Богу, я как раз издаюсь, и буду издаваться, и за столом работаю каждый день.

– Это сегодня довольно редкий случай.

– Да вот пишу, надо писать, раз многие бросили и ходят на митинги. Может, если бы другие, которые по президиумам, писали, тогда я и воздержался бы. А так надо же кому-то.

Вот у меня за окном Облаковы. Большая крестьянская семья, и все трудятся с утра до ночи. А рядом баба ежедневно мужика бьет пьяного вусмерть. Такие, брат, контрасты. Рассея!

А литература вообще стала не нужна. Дикий рынок и резкое падение культуры. Наплодилось столько союзов писателей, а что делают – непонятно. Имущество делят да в аренду сдают. И все предлагают в них вступать. Я написал, что никуда вступать не буду, пропади все пропадом, сам себе союз буду…

Запомнился тост Б.Н. Ельцина на правительственном завтраке у А. Кучмы. “Рос-си-яне, – сказал он, обращаясь к нашей делегации, – каждое утро, проснувшись, первым делом спрашивайте себя: «А что хорошего я сделал для родной Украины?»”. Сидевший рядом А.И. Вольский даже слегка поперхнулся. Широк был Борис Николаевич, щедр напропалую, настолько щедр, что зарплату российским бюджетникам не выдавали по полгода. Впрочем, и Украине мало что перепадало. Все сидели в одном братском дерьме и только смотрели в разные стороны.

С Лазаренко, бывшим премьер-министром Украины, мы открывали на Арбате Украинский культурный центр. Русский в Киеве так до сих пор и не открыли. Лазаренко давно уже сидит в американской тюрьме за какие-то финансовые махинации. Хуже, что бывшие наши друзья, поэты Иван Драч и Павло Мовчан, деятели “Руха”, не захотели встретиться со мной и киноактрисой Натальей Фатеевой, когда мы приехали в Киев по приглашению министра культуры Ивана Дзюбы. Ему было неудобно, политиканство Дзюбе претило, харьковчанка Наташа Фатеева на пресс-конференции давала на отличной мове отпор журналистам, которые принципиально не разговаривали с русскими на русском языке. Ни в одной из стран СНГ и Балтии такого невозможно было себе представить, а ведь я посетил их все, общаясь с коллегами, с которыми поддерживал дружеские отношения многие годы. С Ваней Драчом, случайно увидевшись на каком-то московском приеме, мы бросились друг к другу, но ведь это в Москве, где тебя вряд ли видят твои соратники по борьбе за “незалежность”.