Наталья Шмелькова - Последние дни Венедикта Ерофеева

____________

Странно… Звонит мне Маша Фомина, с которой я мало знакома – встречались где-то на квартирных литературных вечерах. Просит позвонить меня Ерофееву домой. «Я сама очень боюсь звонить, – говорит она. – А вдруг жена скажет, что он умер?»

Дает номер его телефона. Удивлена: мы живем в таких отдаленных друг от друга районах, а телефоны так похожи:

Мой: – 434-777-9

Его: – 454-777-0

Уже позже, узнав мой номер телефона, Ерофеев сам был очень удивлен. Долго цифры сопоставлял, что-то вычислял и даже расшифровал их…

По просьбе Маши ему позвонила. Услышала в трубке космический голос. Сказал несколько слов и тут же ее повесил.

4 февраля

Татьяна Щербина пригласила на литературный вечер в Дом архитектора. Должны выступать прозаики Евгений Попов, Виктор Ерофеев, из поэтов Лев Рубинштейн, она и многие другие.

В вестибюле сразу увидела Веню Ерофеева. Он был в коричневом из искусственного меха полушубке, меховой шапке, скрывающей его мальчишескую с проседью челку, а лицо его после перенесенной операции так заметно изменилось…

Окружавшие его о чем-то оживленно беседовали, обращались к нему, а он долго и пристально смотрел на меня. Смотрел не как на человека, которого вспомнил, узнал, нет. Ведь после тех двух мимолетных, случайных встреч прошло два года. Смотрел не как на женщину, которая ему приглянулась. Взгляд – как судьба. (Уже потом он мне сказал: «Я был уверен, что ты ко мне подойдешь…») А я, сидя в зале, переживала, что не поздоровалась с ним, не кивнула. Ведь он мог подумать, что я не узнала его. Что он так сильно изменился после операции.

В фойе он уже был один и шел мне прямо навстречу. Осмелилась и подошла. Смущенно залепетала: «Здравствуйте. Вы меня, наверное, не помните… Мы виделись у Дудинского… У меня есть самиздатские “Петушки”… Так хотелось бы ваш автограф…»

Ерофеев улыбнулся, извлек из кармашка синей холщовой хозяйственной сумки микрофон, и снова я услышала его голос: «Пожалуйста, приезжайте, тем более что жена моя сейчас в больнице».

Подошла Таня Щербина. Минуту с Ерофеевым побеседовала и откланялась. «Вы, наверное, ее пришли послушать?» – спросила я. «Да, и ее тоже, – ответил Ерофеев и многозначительно добавил: – Но в основном – своего однофамильца».

В зале нас разделяло несколько рядов. Он сидел впереди меня, наискосок, и я хорошо видела его лицо. Слушал всех внимательно, и особенно «однофамильца».

Как мне показалось – очень не понравилось ему это выступление и даже раздражало. Ушел со второй половины вечера ни с кем не попрощавшись.

____________

У моей соседки по дому Инны в феврале день рождения. Советую ей себе в подарок купить картину замечательного художника-шестидесятника Игоря Ворошилова. Он не москвич и работы хранит в квартире своей знакомой, Наташи Алешиной. Звоню ей, чтобы узнать адрес, и – опять совпадение – ее дом на Флотской, в одном дворе с Ерофеевым. Прекрасно. Прихвачу заодно самиздатские «Петушки» для автографа, и вместе с ней к нему зайдем.

Звоним. Дверь открыла его давнишняя приятельница Алена, как она нам представилась, и тут же я увидела известного во всей Москве Игоря Ноткина, небездарного фотографа, окончательно избравшего роль юродивого, зарабатывавшего себе на портвейн, стоя у церкви и прося милостыню. Он бурно нас приветствовал. Появился в дверях заметно пошатывающийся Ерофеев. Ни с кем не поздоровавшись, он возлег на диван и, подперев голову рукой, погрузился в созерцание. Беседа не клеилась. Ноткин нес какой-то сумбур, а я, не зная, чем себя занять, села музицировать за напрочь расстроенное пианино. Для серьезности начала с классики, а потом, окончательно осмелев, надрывно исполнила есенинское «Пой же, пой на проклятой гитаре».

«Сука», – чуть ли не с нежностью в голосе, глядя на меня, вдруг изрек Ерофеев, а минуту спустя с той же интонацией добавил: «Жидовка».

Н.А. с Ноткиным ушли, а мы с Аленой перебрались на кухню. Разговорились. Рассказала, что после операции его практически, кроме старых друзей, никто не навещает: избегают психологической нагрузки – для кого-то непривычным был его голос через микрофон.

«Приезжайте, приезжайте, – говорила она мне и даже попросила остаться переночевать: – Я боюсь с ним оставаться одна».

Когда вышли из кухни, Ерофеев уже был в другой комнате, лежал на полу и крепко спал. Поднять его было невозможно. Подложили ему под голову подушку, накрыли одеялом, и Алена вдруг неожиданно уехала, оставив нас вдвоем.