Андрей Стученко - Завидная наша судьба

— Чтобы пленные были! Понял? Хоть сам иди и добывай!

Выхожу на наблюдательный пункт. Широко раскинулась заснеженная равнина, покрытая ранними проталинами. Ее пересекает вражеский рубеж, кое-где прикрытый проволокой и минными полями. Несколько впереди от него проглядывается небольшая прерывчатая траншея, в которой сидит около взвода фашистских солдат с пулеметами и одним орудием. Это — боевое охранение. Мы давно уже присматриваемся к этой траншее, не раз пытались ночью пробраться к ней, но противник постоянно преграждал путь нашим разведчикам и они вынуждены были отходить.

Снова и снова вместе с начальником разведки оглядываем траншею. Пленных все-таки надо брать. Но как? Десятки вариантов отбрасываем один за другим.

А что, если совершить дерзкий внезапный налет танковым десантом днем?..

Вызываю на НП танкистов и командира разведвзвода. Подробно обсуждаем порядок действий, договариваемся о сигналах.

В течение дня танки по одному с сорокаминутным интервалом, чтобы не насторожить противника, занимают исходное положение в рощице вблизи нашего переднего края. В конце дня здесь оказалась танковая рота. На броню машин усаживаются разведчики. В назначенное время танки без единого выстрела ринулись вперед. Гитлеровцы поняли, что происходит, только когда танки уже подошли к траншее.

С наблюдательного пункта видим, как один пулеметчик с правого фланга боевого охранения немцев открывает стрельбу по соскочившим с брони разведчикам.

— Придави гада! — кричу сидящему рядом со мной командиру «подручного» гаубичного дивизиона.

Он дает команду. Через одну — две минуты слышу за спиной орудийный выстрел. Прошелестел над головой снаряд. В бинокль вижу, как пулеметчик испуганно прячется в окопе, над которым вырастает черный столб взрыва.

А, не понравилось, чертов фриц!

Но тут же видим: пулеметчик снова высунулся из окопа и открыл огонь.

— Подсыпь ему еще!

Снова выстрел. И снова все повторяется.

— Да прикончи его! — в сердцах говорю командиру дивизиона.

Серия снарядов ложится близко от пулеметного окопа, засыпая его. Пулемет молчит. Два танка с десантом спешат туда. Разведчики соскакивают на землю, врываются в траншею, выволакивают из нее немцев.

Через десять минут все наши танки возвращаются. Бегу им навстречу. Обнимаю, целую танкистов и разведчиков.

Подсчитываем потери и трофеи. Итог больше чем радостный: ни одного убитого, четыре разведчика ранены, а захватили мы восемь пленных, среди них фельдфебель и унтер-офицер.

Ищу пулеметчика, которого мы «давили» гаубицей. Вот он, рядовой Гилль. Дрожит от страха.

Через переводчика допрашиваю его:

— Каких мест уроженец?

— Из города Дрездена.

— Когда взят в армию?

— В сорок втором.

— Чем занимался до того?

— Работал на заводе там же, в Дрездене. Рабочий.

— Почему же так защищаешь Гитлера?

— Я ею не защищаю. Черт с ним. Я социал-демократ.

— Так почему же так упорно дрался против русских?

— Я выполнял приказ офицера, да и нам говорили, что русские пулеметчиков в плен не берут.

— Сволочь ты фашистская, а не рабочий. Вон наших людей поранил.

Пленные в один голос заявили, что Гитлер приказал удерживать Дорогобуж любой ценой. За отход — расстрел на месте.

Сажаем немцев в машину и отправляем в штаб армии. По телефону сообщил об этом командарму.

— Врешь! — восклицает Поленов.

— По-моему, за мной этого не замечалось.

— Неужели восемь пленных? — сомневается командарм. — Так и можно докладывать командующему фронтом?

— Конечно можно.

— Ну ладно, посылаю машину навстречу и докладываю во фронт.

Через несколько дней дивизии было приказано выйти из боя. В районе Б. Деревенщики дивизия отдыхала около десяти дней. Там были вручены награды многим отличившимся в боях. А к знаменам 93-го гвардейского стрелкового и 62-го артиллерийского полков прикрепили ордена Красного Знамени.

В апреле нашу дивизию передали из 5-й армии в 10-ю гвардейскую, которая формировалась в районе Вязьмы. Военный совет нас очень тепло проводил. Получив дополнительное вооружение, пополнение людьми, дивизия, как и вся армия, начала усиленную подготовку к летним боям. Внимательно следили за нашей учебой, постоянно заботились о бойцах и командирах дивизии командарм генерал-лейтенант Трубников и член Военного совета армии генерал-майор Доронин.

В мае я объехал окрестности Вязьмы, кустарник, в котором мы скрывались в октябре 1941 года после пересечения шоссе Вязьма — Минск, место переправы через реку. Трудно передать те чувства, которые охватили меня... Скелеты лошадей, разбитые повозки и пулеметные тачанки. Сохранились и останки людей. Сердце сжалось от боли.