Василий Колпаков - Факторские курсанты — Дети войны

— Вольно! Садитесь! — пискляво дублирует команду Березин.

Рудольф Леонидович всегда для разминки начинает урок с экскурса, какой-нибудь истории, а то и анекдота. Для разминки.

— А вы знаете, что означает число вашей группы — 511? — у преподавателя громкий, можно сказать, зычный голос, не соответствующий внешнему виду. Все озадаченно молчат. Это любимый конек Егорова. И свои разъяснения он начинает громким, оглушительно громким голосом:

— 511-я группа это ни какой-нибудь порядковый номер! Первая цифра «пять» означает по классификации ВМФ электромеханическую боевую часть корабля, вы относитесь как раз к этой боевой части. Вторая цифра «один» означает, что вы учитесь на первом курсе, третья цифра «один» означает, что вы — единственная группа в этом наборе года. Поняли?

— Так точно! — радостно отзывается три десятка голосов. Все довольны этим экспромтным экскурсом преподавателя. А чего беспокоиться? Время урока идет, к доске никого не вызывают. Хорошо сидим!

Но урок все же начинается. Голос преподавателя действительно зычный, а на раскатистых согласных — громыхающий:

— Фррронтальная плоскость! Центр-р-ральная проекция! Ор-р-ртогональная проекция!

Юре Теплухину быстро надоели рычащие высказывания преподавателя. К тому же жгла обида за полученный «неуд» по технологии металлов. Он, как ему казалось, незаметно подложил канцелярскую кнопку на стул преподавателю. Детский прием вчерашнего школьника. Этим он наказал самого себя. В стеклянных дверцах книжного шкафа как в зеркале отражалось все, что происходило за спиной преподавателя и этим нехитрым приемом он беззастенчиво пользовался: перехватывал шпаргалки, выуживал учебники, которыми пользовались ребята при ответах. Он обладал цепкой памятью и с первых дней учебы знал всех в лицо, но обязательно делал перекличку по списку в журнале. Как потом выяснилось, во время переклички он получал ценную информацию о каждом. У мальчишек всегда есть тяга к зубоскальству, шуткам, подначкам, дразнилкам и розыгрышам. Во время переклички из разных мест аудитории раздавался громкий шепот, характеризующий статус названного: «Сын колхозника! Сын лесоруба, сын майора-пенсионера, сын учителя» и т. д. Преподаватель не только не пресекал громкий шепот, но, даже казалось, поощрял своим молчанием и кажущимся безразличием. Он впитывал и запоминал дополнительные данные об учениках, а иногда использовал в едких выпадах против недисциплинированных и ленивых.

Была у него и другая страсть: обнаружив неточность или ошибку в чертеже, он начинал подчеркивать ее острым красным карандашом, да так рьяно, что рвался ватман.

— Рудольф Леонидович, я исправлю! Сотру резинкой и исправлю! — чуть не плача просил в этих случаях курсант. Но было уже поздно: острый красный карандаш оставлял за собой глубокие царапины, рвал бумагу. Сложный чертеж из-за нескольких неточностей был безнадежно испорчен. Приходилось все переделывать заново.

Ревниво относился он и к эстетическому виду чертежа. Захватанный заляпанный лист ватмана возвращал владельцу с саркастическими замечаниями:

— Ты что, пироги на ватмане пек? Или селедку разделывал?

Старшекурсники рекомендовали простой и эффективный способ чистки готового чертежа. Утром, во время завтрака из буханки белого хлеба брали кусок теплого мякиша и, потом, раскрошив его на чертеже, ладонями рук раскатывали до сухих крошек. Чертеж становился девственно чистым, линии проступали ярче и четче.

Рудольф Леонидович блеснул коронками золотых зубов:

— Сами догадались или кто надоумил? — Конечно он знал про этот старинный способ, но не хотел нам его открывать, ждал, когда сами найдем этот способ.

Много лет спустя, когда бывшие курсанты мореходной школы стали взрослыми и получили высшее образование, при встречах признавались друг другу, что знаниями по технологии металлов и черчению они обязаны Рудольфу Леонидовичу Егорову, который во время своей преподавательской деятельности не имел даже среднего образования.

Прозвенел звонок, верхний и нижний коридоры наполнились шумом, топотом множества ног. За десять минут перемены надо успеть посетить туалет, а для курящих — сделать несколько быстрых затяжек папиросой или сигаретой, передавая «бычок» друг другу. Никому и в голову не приходило брезговать обмусоленным «бычком» дымящейся папиросы. Несколько быстрых коротких затяжек и курево уходило к другому, нетерпеливо жаждущему своей очереди.