Нам стало так хорошо! Это уже был этап, когда стало не просто хорошо, а прямо здорово. Дальше я помню, что я уже не стирал свой платок.
Проснувшись утром, мы поняли, что брага выпита до дна. И хоть вечер накануне был прекрасным, нам с Олегом стало неудобно.
Решение было очень простым. Мы налили в оставшуюся абрикосовую жижу прямо из горячего чайника воды, надели снова перчатку, и разбежались по институтам.
Когда пришел Камиль, он заглянул под кровать и увидел всю эту картину. Я сделал вид, что тоже очень удивлен. Камиль сокрушался, думал, что мало бросил дрожжей, вылил всю эту муть в унитаз и сильно жалел, что ничего не вышло.
История забылась.
Но через какое-то время я не выдержал и все Камилю рассказал. Он очень смеялся. Может, мне надо было сделать так, чтобы прокисло какое-то мое варенье, купить дрожжей, сделать брагу и проставиться?.. Вообще, конечно, надо было бы потянуть до какого-нибудь юбилея и принести ему такую трехлитровую банку абрикосовой браги. Теперь Камиль, вспоминая эту историю, часто говорит, что мы с Олегом убили в нем винодела.
В ней рассказывается о том, как я упал с Ленина
Когда мы поступили в институт, мы получили студенческие билеты и уже являлись полноправными студентами со стипендиями. Нас, как и любых студентов, ожидала поездка на картошку. Мы, правда, собирали там не только картошку, но и свеклу, морковь – ботву отделяли от овощей. Нас отправили в трудовой лагерь, весь курс. Кто-то взял какие-то справки и не поехал, но основная команда нашего курса попала на эту картошку.
Когда мы туда прибыли вместе со студентами старших курсов – мы и отделение Музыкального театра, – нас поселили в помещении с разбитыми стеклами. Это был пионерский лагерь – то ли он был заброшенный, то ли это было осенью уже и детишки там не жили. Я помню, что на маленькой центральной площади этого лагеря стоял Владимир Ильич Ленин, но он стоял в такой странной позе – в позе оперного певца: не просто указывал путь к коммунизму, а его немножечко открытый рот, взмах руки и весь его вид показывали, что он сейчас будет исполнять оперную арию.
В комнате мы распределились так: я, Слава, Леша и Петя, а Камиль жил в другой комнате. И дружба наша как-то сразу сформировалась. Компания была веселая – ну, а как она может быть не веселая? Молодость, ГИТИС, мы еще не учимся, а просто валяем дурака и, естественно, не усердствуем в выполнении планов по повышению сбора урожая и помощи сельскому хозяйству нашей страны.
Потом, когда Игорь ушел, мы решили ему отомстить и устроили конкурс на самую страшную морду. Победил я. И вот представьте: мы крадемся тайком к окнам студентов‐старшекурсников Музыкального театра, вокруг, как в фильме ужасов, тишина, за окном сидят студенты, играют то ли в карты, то ли в шахматы, идет тихая, непринужденная беседа. Ребята прячутся недалеко от меня, а я надеваю на себя кофту или куртку, большая копна волос, я скукоживаю физиономию в ту гримасу ужаса, благодаря которой я выиграл конкурс, стучу в окно… Жуткий крик! Тоже все летит в разные стороны. А мы уже несемся к себе в комнату и влетаем под одеяла. Забегают взволнованные студенты, кто-то из них даже немного дрожит, у кого-то в руке палка, они возбуждены: «Так, ребята! Только честно ск-к‐каж-ж‐ите, эт-то вы? В‐в‐аш лохма-т‐тый н‐нас н‐напу-гал?» Ребята как ни в чем не бывало отвечают: «Нет, мы вообще ничего не знаем…»
Нас еще напугали старшекурсники, а они были не первый год, что по лагерю, который стоял в лесу, ходит некий Шульц, который насилует своих жертв, а потом расчленяет их. Мы в эту версию поверили, нам рассказал ее старшекурсник Игорь Бурланков. Мы лежим на кроватях, за нами окна – не зашторенные, не занавешенные ничем, только что Игорь Бурланков нам рассказал историю про Шульца, страшного маньяка этих окрестностей. И Камиль, который стоял у двери, говорит: «Ребята, только тихо. Осторожно. Не смотрите в окно». Леша говорит: «Я не буду смотреть», – закрывается одеялом. Я тоже, по-моему, пытаюсь не смотреть. Дальше вроде бы все-таки я, Слава и Петя повернулись, чтобы посмотреть, что же в окне. А у Пети была только что открытая банка шпрот. И тут – крик жуткий, все эти шпроты летят на мою кровать, потому что мы видим страшную рожу в окне. Это Игорь Бурланков обежал корпус с другой стороны, напялил на себя черные очки и поверх натянул на себя джинсовую куртку. Зрелище было страшное, мы заорали, как ошпаренные. Но потом все-таки поняли, что это не Шульц, а Игорь, и нас сегодня не изнасилуют и не расчленят.
Читать дальше