Валерий Ганичев - Святой праведный Феодор Ушаков. Изд. 5-е. 2010

Ну, а правитель Петербурга граф Пален был еще более коварен, нацелен на свержение императора. Как только он уезжал из Петербурга, клевета уменьшалась, слухи о том, что Павел душевнобольной, стихали. Конечно, большинство в России эти слухи не воспринимало и не верило им. Не будем полностью принимать на веру высказывания историка Коцебу, но он не без оснований писал о последних месяцах царствования Павла: «Из 36 миллионов людей по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять императора… В торговле было больше человечности, в суде было больше правды, среди властей меньше лихоимства и хищений… страх внушал человеколюбие… солдаты были хорошо одеты, пользовались хорошей пищей, кроме того, осыпались денежными подарками».

Павел к этому времени преодолел свои прусские симпатии, его поиск ресурсов внутри русского государства усилился. Он уже не искал мудрость только за рубежом, понимая, что ни льстивые австрийцы, ни хитромудрые англичане ощутимых выгод его державе не принесут. Он ведет переговоры с первым консулом Франции, который щедрым жестом освобождает пять тысяч русских пленных солдат. Забрезжил новый союз, который вызывает холодный пот в Лондоне. Посол Англии Витворт пускает в ход золото, подкупы, объединяет заговорщиков. Император же долгое время пребывал в неведении. Ему об этом никто не докладывал. Так политика первых лет царствования Павла обернулась вакуумом вокруг него в самый решающий момент его биографии. Однако он все-таки ощутил смертельное дыхание заговора, выслал Витворта, переселился в свой Михайловский дворец, окруженный рвами, гранитными брустверами, на которых стояли орудия. «На том месте, где я родился, — сказал император, — хочу умереть». До этого оставалось совсем немного, ибо поздно он стал ориентироваться на российские силы, потерял бдительность, лишил себя поддержки аппарата того времени. Павел не сумел приблизить и сделать своей опорой великих россиян и победителей XVIII века Суворова и Ушакова. «Никакие силы и орудия не помогут защитить, раз нет верных людей», — написано в исследовании о нем.

Вечером 11 марта 1801 года заговорщики убили императора.

…Ушаков так и не вручил ему свои соображения о слаженных боевых действиях флота в дальнем морском походе.

XIX век начинался драмой. Павла I убили. Воцарился Александр. Ушакова перевели на Север…

Неуютно было немолодому и уже отяжелевшему адмиралу в сановитом Петербурге. С болью смотрел он на новых хозяев флота, да не хозяев, а просто распорядителей и холодных вершителей его судеб. Он никак не мог понять, о чем думают новые правители российской державы, чего хочет новый император? Почему столь велико их безразличие к самым важным интересам военно-морских сил, почему не видят они, как Петр I, во флоте — вторую и такую необходимую государеву руку. Обидно, конечно, не получить причитающиеся награды и вознаграждения за громкие победы и неимоверные усилия в походах и сражениях, но еще обиднее чувствовать, как хиреет флот, как обрастает ракушками безразличия днище морского дела России. Он видел, как падало уважение к званию морского офицера. Публика под этим названием стала разуметь юношу и молодого человека, позабывшего благонравие, почтение к отеческим наставлениям и долгу, а то и просто гуляку, пьяницу и неуча.

Корабли гнили, вооружались плохо, флотоводцы не имели смелости духа требовать внимания к нелюбимому детищу императора. Звания на флоте все чаще давались не за длительность плавания, не за смелость и решительность, а по родству и за взятки. Современники не без ехидства заметили, что Россия содержит свой флот не для неприятелей, а для приятелей.

Федор Федорович, назначенный командующим Балтийским гребным флотом в 1802 году, ездил в порт регулярно, проверял умение гребцов, от коих и зависела скорость и маневр кораблей, командовал, отдавал распоряжения, а на душе скребли кошки. С каждым днем дело делать становилось все тяжелее, бессмысленнее даже. Он и так чувствовал насмешку и унижение в том, что его, командовавшего всем Черноморским флотом, повелевавшего объединенной Средиземноморской союзной эскадрой, поставили командовать гребной флотилией. Но умея не только командовать, но и подчиняться, — смолчал, покорился, ожидая изменений. Однако проходил месяц за месяцем, а изменений во флоте не намечалось. Или намечались, но к худшему, при всех высоких словах и обещаниях, при язвительном глумлении над прошлым. Молодой император Александр I с пылом к реформам, за которыми ощущались неуверенность и страх перед действиями тех, кто задушил его отца, менял коллегиальность в управлении на единоначалие, учреждал министерства. Учредили и Министерство военно-морских сил.