Кирилл Черноризов - Великий еси Господи… Жизнь и проповедь святого Гавриила Ургебадзе, исповедника и юродивого

митр. Даниил

Решение Священного синода Грузинской православной церкви о канонизации отца Гавриила оказалось непростым. Это было не такая ситуация: кто «за», кто «против», проголосовали, разошлись. У всех имелись свои аргументы, и было необходимо, чтобы весь Синод согласился с прославлением отца Гавриила.

Мы и раньше канонизировали святых, но это были люди, давно известные своей святостью, например родители св. Нино. Мы спокойно принимали эти решения, в них, так сказать, не было ничего личного. Когда же перед нами встал вопрос о канонизации старца Гавриила, сама идея канонизации, которая всегда оставалась недоступной для понимания, вдруг стала абсолютно понятной: нужно было реально принимать решение о конкретном человеке, которого мы, в том числе я, знали очень хорошо.

Я, конечно, полностью поддерживал канонизацию. Есть несколько оснований для канонизации, и из них, во-первых, чудотворение – оно у отца Гавриила было точно – и, во-вторых, всеобщее поклонение, всеобщее признание – оно тоже точно было. Когда пришло мое время выступить на Синоде, я сказал, что во всем, что касается святости отца Гавриила, у меня нет абсолютно никаких сомнений. У меня есть сомнения по другому поводу: насколько я вообще могу что-то по этому поводу сказать? Хоть я и являюсь членом Священного синода, я обычный современный человек, у меня свои мерки. И в отличие от канонизации родителей св. Нино, когда все всем было очевидно, здесь мы реально должны решить, является ли отец Гавриил святым или нет, должны оценить его жизнь, которая отчасти прошла перед нами. То есть личное мнение каждого члена Синода об отце Гаврииле может сыграть роль! И вот это мне казалось с одной стороны очень трудным, а с другой – ощущением живой Церкви. Мы, конечно, договорились, нашли общее основание и единогласно канонизировали отца Гавриила: никого не было против, разные мнения звучали только в обсуждении. Я тоже высказал свое мнение и почувствовал, что мы являемся теми живыми священнослужителями, которые выносят решение о канонизации мы как бы почувствовали за собой это право, которого раньше я лично за собой не чувствовал – можно назвать это правом не канонизировать, ведь могло случиться так, что мы воздержались бы от канонизации. Это было для меня новым ощущением. По живым членам Церкви я принимал разные решения: рукополагать – не рукополагать священника или архиерея. А отец Гавриил как бы поднял нас на уровень принятия реального решения о канонизации.

Какое-то время назад я бы не смог ответить на вопрос, почему отец Гавриил появился именно в это время, именно в Грузии. Но сейчас я, кажется, знаю почему. Господь в такое сложное время, когда практически все нити взаимосвязи поколений православных христиан были обрублены, послал нам отца Гавриила, который часто говорил: «Я последний монах». Мы это принимали за шутку, но сейчас в этих словах я вижу другое. Он последний монах не в том смысле, что после него больше не будет монахов, а в том смысле, что он последний монах из старого поколения, он донес до нас это дыхание старых монахов. Мне кажется, поэтому Господь его послал именно в это время и в это место.

митр. Николай

Отец Гавриил никогда не успокаивался. Он все время действовал, и все его дела были на грани человеческих возможностей. Он любил, радовался, сострадал или был недоволен каким-то грехом – и все это от всей души. Не переносил богохульства, фарисейства, гордыни, жестокость и был очень воинственным человеком, мог выйти один против всех. Это в конце концов проявилось в поступке, когда он вышел против Советского Союза, против советского строя, против агрессивного атеизма, который сметал все на своем пути. Он вышел прямо, выступил, встал перед этой силой и уничтожил эту силу. Это проявилось в том, что на празднике 1 мая, когда все люди были собраны на демонстрацию, шли с транспарантами, портретами, он подкрался к президиуму, за которым висело несколько больших, двенадцати метровых портретов, как это бывало в то время, и поджег портрет Ленина. И он с большой радостью и удовольствием потом рассказывал, как взрывались лампочки вокруг портрета: «Если бы вы видели как они лопались: пух-пух, пух-пух! Только ради этого стоило это сделать!» Кульминацией проявления такой его черты характера, как нетерпимость ко лжи и богохульству, стало вот это сожжение портрета. Это было настоящее исповедничество.