Юрий Бондарев - Мгновения

Начался густой виноградник. Продвигались осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. Вокруг было тихо и спокойно. Но Быков знал, как бывает обманчива тишина. Выстрела нужно ждать каждую секунду. Листья еще не опали, душманы могли затаиться за любым кустом.

По ним ударили из пулемета, едва они вышли на широкую желтую проплешину в винограднике. Мотострелки залегли, открыли ответный огонь. Михаил бил по душманам из автомата. Когда приметил, где прячется пулеметчик, вызвал батарею, попросил помочь.

Солдаты один за другим перебегали в виноградник — там они были в безопасности. Вот вскочил и побежал Хоменко. За ним, выпустив по душманам длинную очередь, бросился Быков. Сделал он всего три прыжка. Земля под ногами вдруг вздыбилась. Михаила швырнуло на несколько метров в сторону. Боли он сперва не почувствовал. Сгоряча хотел подняться, бежать дальше, но тут же рухнул опять на землю. Приподнялся на локтях, посмотрел на ноги. Левая, вся окровавленная и раздробленная, была неестественно вывернута в сторону. Чуть выше колена фонтаном била кровь.

К Михаилу подбежали прапорщик Хоменко и солдат-мотострелок. Подхватили под руки, потащили к бронетранспортеру. Быков и теперь не чувствовал боли, хотя левая нога безжизненно волочилась по пыльной земле. Правой он даже пробовал помогать товарищам.

В бронетранспортере его наскоро перевязали, сделали укол. Через полтора часа Михаил был на операционном столе. От большой потери крови лейтенант обессилел. Но присутствия духа не терял. Даже улыбнулся операционной сестре Наташе (однажды он ей аккомпанировал на баяне на концерте художественной самодеятельности). Девушка отвела глаза, украдкой смахнула слезу. Подошел хирург, сказал по-будничному просто:

— Отвоевался ты, парень. Ногу придется ампутировать. Тут, брат, такой случай, что медицина бессильна. А выглядишь молодцом. Так и дальше держись. Мы еще с тобой по Минску погуляем. Наташа вот сообщила, что мы — земляки. Так что крепись, Миша…

Почти два года прошло, а Быков почти слово в слово помнит все, что говорил ему тогда капитан медицинской службы. Жаль, что ни имени, ни фамилии его не узнал. Вот бы сейчас встретиться, пройтись с ним по улицам Минска. И Наташин след потерялся…

После операции Михаил открыл глаза через двое суток. Все было так, как он не раз читал в книгах: из-под одеяла выглядывала только одна нога. В груди похолодело. Попробовал шевельнуть левой. Все тело пронзила тупая боль. Лишь теперь до него дошло: все, что произошло, — произошло с ним, лейтенантом Быковым, а не с книжным героем. Как же он теперь? В двадцать три года — без ноги? От бессильной ярости он скрипел зубами и плакал, ничуть не стесняясь слез. Это же вопиющая несправедливость! Почему именно там оказалась эта душманская мина? Зачем он побежал к ближнему кусту, а не в противоположную сторону? Почему, наконец, судьба выбрала его для испытания на излом, а не кого-то другого?.. Кто-то из ребят принес ему книгу «Всем смертям назло» Владислава Титова и стихи поэта-фронтовика Александра Николаева. Повесть об Алексее Маресьеве он читал еще в школе. Пример этих легендарных людей успокаивающе подействовал на Быкова. Он взял себя в руки, твердо решив не раскисать, не впадать в уныние. Жизнь продолжается…

Но один вопрос не давал покоя Михаилу. Неужели придется расставаться с армией в самом начале офицерской биографии? В это трудно было поверить. К армии он, крестьянский парень, прирос всем сердцем. Иной судьбы себе и не представлял.

Из кабульского госпиталя написал родителям и жене Светлане в Коломну (она еще училась в пединституте): молчал, мол, долго потому, что приболел немного. Вот подлечусь маленько и домой в отпуск приеду…

Лечение Быков продолжил в Ленинграде. Рана заживала быстро. Крепкий молодой организм, неунывающий характер лейтенанта, заботливые руки медиков делали свое дело. Специалисты из Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова изготовили для него протез. Михаил тут же примерил его.

— Куда ты спешишь, сынок, — присела на краешек его кровати пожилая медсестра. — Я здесь тридцать лет работаю, такое видела, но еще никто при мне вот так, сразу, на протезе не научился ходить. Для начала недельки две на костылях надо попрыгать.

— А я не хочу на костылях, — упрямо сказал Быков и опустил ноги на пол. С помощью медсестры встал на ноги. В глазах зарябило от боли. Но он выдержал, даже не скривился. Отстранил рукой легонько в сторону медсестру, постоял немного и сделал первый шаг. Чего он ему стоил, никто, кроме самого Михаила, не знает. Потом был второй шаг, третий…