Георгий Зимин: Истребители

Такую возможность нельзя было упустить.

* * *

...Ответ из Ленинградской военно-теоретической школы летчиков. Мое заявление принято, и к указанному сроку я должен прибыть на вступительные экзамены.

Ехал я в город, в котором родился, о котором много слышал, но совершенно не знал — вырос-то я в Калуге. Отец мой, избитый до полусмерти жандармами за хранение станка для печатания прокламаций, умер, когда мне не было и года. Мать перевезла нас, четверо ребятишек, к бабушке в Калугу.

То были тяжелые времена. Первая мировая война, гражданская, голод, тиф... Сестры мои умерли, мать свалил тиф, старший брат ушел в Красную Армию, а я попал в детский дом. В 1922 году брат вернулся из армии, меня забрали из детского дома. Постепенно жизнь стала налаживаться. Почти десять лет прошло... И вот я еду в Ленинград.

Там уже работала приемная комиссия. Прежде всего надо было пройти социальный отбор. Комиссия выясняла происхождение абитуриентов, как говорится, до пятого колена. Это было нетрудно понять: страна еще становилась на ноги после революции и гражданской войны, партия вела борьбу с чуждыми элементами, поэтому вопрос о социальной принадлежности будущих курсантов стоял очень остро. Половина прибывших была отсеяна именно по этому признаку. Еще с полсотни человек не выдержали экзамены, остальную фильтрацию довершила медицинская [5] комиссия. Поэтому из 267 человек было набрано только два отделения по 30 курсантов.

...Началась учеба. Срок обучения — два года. После этого предстояло еще два года учиться в военно-практической школе летчиков. Изучали аэродинамику, самолеты, двигатели, штурманское дело, военную географию, тактику и уставы. И, конечно, проводились учения в поле с дальними форсированными маршами при полной выкладке, со стрельбами.

Программу я осваивал успешно.

Должен заметить, что в те годы у нас существовали и такие авиашколы, где теоретическая и практическая (летная) учеба велись параллельно и весь курс занимал меньше времени, нежели тот, который предстояло пройти мне и моим товарищам в военно-теоретической школе. Но я никогда не только не жалел о том, что получил добротную теоретическую подготовку, но и довольно быстро понял, что мне повезло именно в том, что теорией мы занимались всерьез. Впоследствии мне приходилось встречать много хороших летчиков-практиков, которые прекрасно летали. Их опыт, казалось, не вызывал сомнений. Но только до определенной поры. Авиация стояла перед бурным и быстрым качественным скачком в своем развитии. И уже к концу тридцатых годов стало ясно, что даже большой практический опыт (особенно на уровне командиров летных частей) не может компенсировать недостаток теоретической подготовки, если она в свое время была слабовата. Это выражалось даже в относительно простых вещах — таких, например, как максимальное использование тактико-технических данных самолетов. Многие летчики, которых я знал, приходили к этому практическим путем, основываясь на своих ощущениях. Но ведь каждая машина имеет определенные аэродинамические и другие характеристики, которые можно переводить на язык математических формул, то есть с помощью точного расчета можно куда определеннее выявить возможности машины в разных режимах полета, нежели доверяться в этом своему глазомеру. Ощущения ведь нередко бывают обманчивыми. Они объективны только в сочетании с точными, выверенными знаниями. Военно-теоретические школы летчиков давали такие знания уже в начале тридцатых годов.

Большим уважением у нас пользовался начальник школы В. И. Иванов. Это был эрудированный, известный в авиации тех лет специалист. Говорил он ясно, убедительно, [6] логично — его выступления всегда производили на нас большое впечатление. В петлицах начальник школы носил два ромба, что впоследствии, с 1935 года, соответствовало званию комдива. Это было фантастически высокое положение (званий еще не было) по нашим понятиям. В ту пору в Ленинградской школе было немало сильных преподавателей, влюбленных в авиацию. Многие из них были прекрасными методистами. Особенно выделялся преподаватель Вениамин Германович Линдеман, знаток аэродинамики. Почтение и некоторый трепет в наших курсантских душах вызывал начальник строевого отдела Сергей Николаевич Смелков, который носил в петлицах три «шпалы». За малейшую оплошность Смелков давал курсантам наряд вне очереди, причем наряд этот со снайперской точностью приходился на воскресенье. Твои друзья идут в увольнение в город, а ты — на кухню... Особо бдительно начальник строевого отдела следил за соблюдением формы одежды. Курсанты нет-нет да и ухитрялись нарушать порядок: шили модные командирские бриджи, мяли в гармошку хромовые сапоги, носили длинные, до пят, шинели, чудовищно заламывали тульи фуражек... Так что наказания «модники» получали поделом.