Евгений Трубецкой: Наша любовь нужна России [Переписка Е. Н. Трубецкого и М. К. Морозовой]

Вы это понимаете и чувствуете, а остальное должно отойти на второй план. Вы понимаете и то, до какой степени такие слова, как “добродетель”, “долг” и т. п., тут неприложимы. Ведь не только у меня, и у Вас не “долг” действует на отношения к моей жене. Она просто вошла к Вам в душу и поселилась, без всяких стараний и усилий. Это и хорошо; за это я бесконечно благодарю Бога, а Вас люблю не меньше, а больше. Эти цветы никогда не увянут.

Ну прощайте же на сегодня. Крепко, крепко целую Ваши руки. Не сердитесь же на Вашего медведя. Кончаю Гоголя.

6. Е. Н. Трубецкой — М. К. Морозовой

[29 мая 1909 г. Москва. В St.-Blasien.] [15] Адрес на конверте: Германия. Schwarzwald. St-Blasien. Villa Bristol.

1909 29 Мая, вечером

Людям скучно, людям горе

Птичка в дальние страны

В теплый край за сине, море

Улетает до весны! [16] Авторство стихов неизвестно.

Милая, дорогая, хорошая

Боже мой, как сразу стало пусто, грустно, уныло в Москве после твоего отъезда. От тебя пошел шататься по родственным домам, чтобы как-нибудь заполнить время; но пустая Москва — невыносима. Поняла ли ты, что я нарочно попался навстречу на Смоленском рынке, рассчитав время твоего отъезда, и что это должны были быть последние мои одной тебе понятные проводы, стало быть, — без профанации?!

В других письмах буду писать тебе “Вы”, но ты читай “ты”, а теперь не могу, не хочу, да и не нужно. Боже мой, сколько хорошего, радостного, веселого оставила ты по себе в моей душе: как после пролета падучей на небе остается долгий, светлый след, так, кажется, теперь и в моей душе. Только это — не бледный след, а целый сноп света. И хочется уйти от всего внешнего внутрь, вглубь, чтобы ловить, созерцать и удерживать этот свет в себе.

Медведь опять ушел в свою берлогу; но ведь и ему без солнца нельзя; и он ждет весеннего пробужденья и весенней игры света, чтобы радоваться. Дорогая моя, грустно, больно и невероятно, невозможно кажется, что мы не увидимся так долго. Не верится, и сквозь грусть все-таки радостно, потому что слишком реально, слишком действительно твое присутствие. Вижу тебя в зеркале в одном, в другом, в третьем; вижу под двумя образами у тебя, под образами в редакции [17] То есть в редакции МЕ — Пречистенский бульвар, дом Кальмер. В коллекции М. А. Морозова насчитывалось 60 икон (см.: Д у м о в а Наталья. Московские меценаты, стр. 92). Жадно впиваюсь во всякие подробности обстановки, тебя окружавшей, чтобы надолго с закрытыми глазами видеть. И вижу! Боже мой, какая неправда пространство, нас разъединяющее! Пойми ты, какая это ложь, когда в душе так близко, а верстами так далеко. И вот доказательство, что мир во зле лежит: в нормальном, должном, будущем мире — что близко душе, то и пространственно непосредственно близко. Вся громада расстояния происходит оттого, что материя непроницаема; нужно преодолеть ее сопротивление, чтобы доехать до того, что мило и дорого, и подвергаться для этого бессмысленной тряске в вагоне. И вся непроницаемость оттого, что мир — распавшееся, покинутое душой тело. Он одухотворится, но еще не одухотворен. Пока эта природа, которую ты склонна считать совершенством, только “натура” (по-латыни буквально — “имеющая родиться” — стало быть, еще не родившееся).

По мне, есть реальности выше “натуры”. Все эти милые, живые уголки в твоем доме, в редакции, в твоей душе, в моей душе, все это живет, все это дышит, все это наполнено нашей общей жизнью вопреки непроницаемости; не близость моя с тобой мечта, не полет, не легкость, а наоборот — отдаленность, тяжесть, косность — вот что мечта и продукт больного воображения. Милая моя, пойми, что мир болен, потому что не целостен. Будем же вопреки ему целостны и здоровы!

Как я рад, что успел перед отъездом повидать тебя с твоими детьми и подружиться с твоей Марусей(18). Ты видела, что я в эти дни рассматривал тебя и вблизи и вдали, и спереди и сзади. Со всех точек зрения и во всех свойственных тебе обстановках хотелось мне тебя видеть и запомнить. Вот еще одна милая обстановка и картинка, — в твоем саду, с твоим Микой и с столь лезущей мне в душу Марусей.

Вот она сразу поняла, что расстояние вздор и что следует нам всем быть близко. Поцелуй ее от меня крепко, крепко, всегда радуйся и не верь разлуке, а смотри на небо и слушай, что тебе поет —

твой жаворонок.

PS. Он поет про истинную твердь, что не земля есть твердь, хотя она нам кажется твердью, а что твердь есть лазурь, синева, солнечный свет, словом, все то, что нам кажется нетвердым, призрачным, и что не небо держится землей, а земля — небом. Он видит мир в опрокинутом виде, но в этом он — прав. Наш мир — только негатив истинного мира; чтобы видеть позитив, надо опрокинуть негатив. Поняла или не поняла? Не заключай из сего, что я усвою себе привычку стоять кверх ногами. Но ходить на голове я от времени до времени буду от восторга, когда буду тебя видеть. И право же, человек, ходящий на голове, более нормален, чем стоящий на ногах; последний представляет мир какой есть; а первый — мир как он должен быть.