Катерина Гордеева - Человек раздетый [Девятнадцать интервью [litres]]

– Зачем вы пошли в ток-шоу?

– Опять обстоятельства. В 2000 году ушел Добродеев.

– Опять Добродеев!

– Ну да. На его, освободившееся, место пришел Женя Киселёв. И у него получилось очень много дел: «Итоги», административная колоссальная нагрузка, а еще ток-шоу «Глас народа». И он понял, что ему не потянуть столько. Как-то раз я пробегала по коридору, мы столкнулись, и он спросил, не хочу ли я попробовать вести «Глас народа». Я согласилась. И вела его весь этот трудный период – зима 2000/2001-го, когда громили НТВ, – и мы превратились в какую-то площадку безумия.

– Маленькая Болотная площадь.

– К началу 2001 года мы уже были в блокаде: к нам перестали ходить более или менее властные люди, которым появление на НТВ могло испортить карьеру. И шли одни и те же. И темы одни и те же. И общее состояние дикое.

Я, кстати, до сих пор, что бы ни случилось, хорошо отношусь к Герману Грефу. Он пришел ко мне в одну из самых последних программ, причем он был министром. И мне сказали, что он вроде бы согласился прийти в «Останкино», мол, он самостоятельный человек и принял такое решение. А в последний момент – вот у нас вечером ток-шоу в прямом эфире, а днем я еду на работу, сама рулю своими «жигулями», и вдруг мне звонит редактор и говорит: «Слушай, кошмар, Греф отказался». Помню, я тут же въехала носом в сугроб. Трясущейся рукой набрала приемную Грефа, попросила меня с ним соединить. И он, замечательный человек, не отказался со мной говорить, взял трубку и стал объяснять мне честно, что ему сейчас нехорошо идти на НТВ. А было уже не просто «нехорошо», был апогей! Конец зимы 2001-го. И я чуть ли не зарыдала в трубку. Говорила, что я умоляю его, что могу сейчас выйти и встать в сугроб на колени и просить, чтобы он пришел. Он как-то засмущался, видимо, живо представил себе эту картину. И сказал: «Ну хорошо, я приду». И пришел.

А мне потом администратор рассказывал, что бедный Греф сидит в переговорной с кем-то из гостей, смотрит в телевизор, который показывает наши сумасшедшие энтэвэшные новости, и говорит: «Господи, что я тут делаю, зачем?» Но не ушел.

– А потом начнется: опять приедет Добродеев, люди с портретами пойдут на одну сторону улицы Академика Королева, потом на другую… Переломанные судьбы, разрушенные телеканалы. И памятник той эпохе в виде нынешнего телевидения. Про которое, например, нельзя сказать, что оно непрофессионально.

– Разумеется, нельзя. Кто вообще сказал, что нынешние «Вести» сделаны непрофессионально? Они профессиональные, но перед ними стоит совершенно другая задача.

– Но смотришь их и кажется, что времени, о котором вы рассказываете, не было. Вас – не было.

– Ну я, слава Богу, помню, что я была. И никто уже ничего не вымарает и не вычеркнет. Плакать о прошлом – бессмысленно. Но и делать вид, что ничего такого в моей судьбе не было, я не стану. За всё, что было, – благодарна. А остальное – время рассудит.

Русская православная церковь теперь часто попадает в скандалы, а «православная общественность» активно вмешивается в деятельность светских институтов. Один из главных посредников нашего времени в конфликте между верующими и прочими гражданами – священник Алексий Уминский, миссионер и популяризатор церкви в медиа и социальных сетях, духовный и душевный друг очень многих потерявшихся в повседневности людей – так можно сухим официальным языком объяснить появление в этой книге интервью отца Алексия Уминского. Но если нужно объяснять, значит – объяснять не нужно.

Ближе к полудню перед алтарем храма Святой Троицы в Хохлах вдруг появляется просто – в белую рубашку и джинсы – одетый лысый парень. Берет в руки гобой. Закрывает глаза и играет сонату Бенедетто Марчелло ми бемоль минор. Витиеватая барочная музыка заполняет пространство храма, но не полностью: то тут, то там слышится шепот, и даже голоса, вот – покатилась по полу стеклянная бутылочка, кто-то кашлянул, кто-то вовсе заплакал, всхлипывает. Но гобой не останавливается, а на шумящих не шикают. Всё в порядке. Это – праздничный пасхальный концерт для подопечных детского хосписа «Дом с маяком». Лысый парень с гобоем – церковный звонарь Вася Семёнов, слушатели концерта – в колясках, детских и инвалидных. Их мамы – люди, которым редко удается выйти из помещения, где обычно лежит прикованным к кровати их ребенок. Этим мамам вообще редко удается не думать о самом страшном, о том, что их ребенок – умрет.