Катерина Гордеева - Человек раздетый [Девятнадцать интервью [litres]]

Вся эта история с решением или нерешением о закрытии развивается замысловато: вызвали кого-то из моих заместителей в Министерство культуры и сказали: «Вот, надо закрыть Американский центр». На что мои заместители ответили: «Это к Екатерине Юрьевне». Екатерина Юрьевна позвонила в Министерство культуры своим кураторам и спросила, что это всё означает. Мне ответили, что было принято решение на очень высоком уровне. Я спросила: «Нельзя ли узнать, на каком?» Ответа не последовало. На этом всё зависло и висит до сих пор.

– О вас лично речи не шло?

– Были не самые приятные разговоры: «Если вы не подчинитесь, то мы вас уволим». Я говорю: «Что значит уволите?» И опять ответа не последовало. Зато последовал очень любопытный разговор с министром культуры. Господин Мединский мне в личной беседе дважды сказал: «Я вам никаких указаний закрывать Американский центр не давал». Ну вот, дальше, что называется, без комментариев.

Так что на сегодняшний день Американский культурный центр работает в прежнем режиме. И хотя люди, которые передавали требование закрыть Центр, говорили, что закрыть надо к 28 мая (почему?), прошло уже больше месяца от отведенного срока и ничего не происходит, никаких насильственных действий, если не считать бесконечных проверок. Но проверок за последний год у нас, кажется, уже штук шесть было. Вот сегодня приехала очередная проверяющая комиссия.

Чем это закончится, сказать я не могу. Моя позиция заключается в том, что даже в худшие времена Карибского кризиса культура оставалась площадкой, где можно было о чем-то договориться. И я убеждена, что для престижа страны сотрудничество в области культуры – важнейшая штука.

Я не устаю об этом рассказывать каждой проверке. Говорю: «Американский культурный центр существует двадцать семь лет. Значит, каждый год мы подписываем соответствующее соглашение с Госдепом…» И на этом месте чиновники обычно напрягаются: как это я сознаюсь в том, что подписываю соглашения с Госдепом? И я спокойно поясняю: «Госдеп – это Министерство иностранных дел США, ничего более».

А недавно один чиновник говорит: «А вот мы не понимали, что вы подписываете соглашение с Госдепом». Отвечаю: «А вы читать умеете, если такие подписания в течение двадцати семи лет происходят? Каждый год. И это их пугает. Американский центр в чьем-то сознании (я думаю, какого-нибудь Совета по безопасности) – вещь опасная. Потому что всё, что связано с США, вызывает повышенный уровень тревожности. И никто уже не слышит, что это про культуру и про образование. Всем сразу мерещатся шпионы в сердце российской библиотеки. «Возможно, – отвечаю я, – шпионы есть. Но это по другому ведомству. Мы – про культуру».

– Но с такой шпиономанией можно же дойти и до того, что сама по себе Библиотека иностранной литературы – вещь опасная и вредная.

– Разумеется. Потому что вся наша библиотека – рассадник влияния вражеских структур на нашу замечательную культуру, идеологию и так далее. Понимаете, в этой истории очень много глупости, как часто у нас, увы, бывает. Давайте закроем Американский центр. Это будет скандал. Ну, можно сказать, никто скандалов сейчас не боится, потому что все скандалы уже у нас есть и терять нам нечего. Кому от этого станет лучше? Думаю, что никому. А если библиотеку закрыть – тем более. Но объяснить это тем, кто спит и видит закрытие Центра или введение каких-то ограничений в работе библиотеки, почти невозможно. Ну не поймут. Хотя я честно попыталась. Я написала письмо Владимиру Владимировичу Путину, которое, думаю, где-нибудь на столе у него лежит: «Вы говорите и постулируете, что готовы к диалогу. Но история с иностранными культурными центрами в нашей библиотеке – это как раз тот самый случай диалога. И потому надеюсь, что решение о закрытии одного из них или даже сразу нескольких – исходит не от вас. А от каких-то средних структур».

– Вы действительно думаете, что все эти инициативы рождены, что называется, на местах?

– Я думаю, что и в самом Министерстве культуры, и где-нибудь повыше – всё в такую раскорячку: с одной стороны, с другой стороны. Единого решения ни по каким действительно серьезным вопросам не существует. Я это наблюдаю в том числе и на своем примере.

– Так всегда было в нашей стране? По-вашему, нынешнее время похоже на что-то, что уже с нами происходило? Кто-то говорит о 1960-х, кто-то о 1940-х.

– Увы, мои ассоциации исторически дальше. Мне страшно смотреть, как быстро страна скатывается к идеологии конца тридцатых годов. Страшно. По-настоящему.