Алексей Зайцев - На острие красных стрел

Всеми работами руководил лейтенант Ф. Чирва. Он обещал майору Кузминову, что к вечеру плавсредства для переправы первого эшелона будут готовы.

Мы пришпорили коней и легким аллюром вынеслись из леса на простор. Чем ближе к реке, тем мягче грунт. Вскоре он превратился в сыпучий, вязкий песок, и мы невольно замедлили движение. Долго рассматривали в бинокли противоположный берег. Серой, мрачной громадой нависал он над водой, отражаясь в ней как в зеркале. Кое-где его разрывали выходящие к реке овраги.

Каждый из нас понимал, как нелегко будет под массированным огнем преодолеть Днепр и зацепиться за тот берег. Разведчики размышляли, обменивались мнениями.

— Над нами «рама»! — тревожно выкрикнул наблюдатель за воздухом.

Я посмотрел в небо и в голубой выси увидел желтую точку немецкого самолета-разведчика. Тут же скомандовал: «За мной!» — и быстро повел взвод по берегу, чтобы отвлечь внимание врага от леса, где располагался полк. Дали лошадям отдохнуть только тогда, когда на противоположном берегу показалось село Зарубинцы.

«Рама» скрылась, и вскоре появились «юнкерсы». Их было восемнадцать штук.

— Надо уходить, товарищ лейтенант, — сказал наблюдатель.

Я возразил:

— Уходить нельзя. Покурсируем здесь.

Мы удалились от берега метров на 200–300, скрылись в лозняке, затем вернулись обратно и поскакали на север. Остановились среди песчаных дюн, спешились, рассредоточились, положили лошадей, а сами зарылись в песок. «Юнкерсы» построились в круг и, пикируя, с воем понеслись к земле. На нас посыпались бомбы. Не выдержали лошади, вскочили, заметались в лозняке.

«Пропали наши лошадки, — подумал я, — придется пешком ходить».

Фашистские стервятники высыпали на нас еще одну серию бомб. Когда взрывы затихли, я поднял голову, огляделся вокруг: разведчиков не видно и не слышно, зато лошади целехонькие, сбились в плотный круг, головы спрятали, даже грив не видно, только хвостами нервно помахивают. Почему-то весело подумал: «Отмахиваются хвостами от фашистских самолетов, как от назойливых мух...» Еще несколько заходов сделали «юнкерсы». Кажется, они метили в лошадиный круг, но так ни разу и не попали. Израсходовав бомбовый запас, ушли ни с чем.

А разведчики, оглушенные разрывами бомб, пошатываясь, медленно подходили ко мне. Каждого из них я ждал с нетерпением и надеждой. Когда появился последний, я облегченно вздохнул и радостно воскликнул:

— Все живы!

Оказалось, что ни у кого даже нет ни одной царапины! А говорят — чудес не бывает! Лошади отвлекли на себя внимание летчиков, а мягкие и вязкие приднепровские дюны, видимо, намного снизили ударную силу фашистских бомб.

Мы еще долго удивлялись поведению лошадей и тому, что они тоже уцелели. Лишь одна была ранена.

К вечеру вернулись в полк. Не успели спешиться, как мне сообщили, что прибыл комдив и собирает всех офицеров.

Полковник А. В. Богданов уточнил ранее поставленную 48-му стрелковому полку задачу. Предстояло форсировать Днепр, захватить высоту севернее села Григоровка, закрепиться и удерживать плацдарм до подхода главных сил дивизии.

— Еще раз обращаю ваше внимание, — сказал комдив. — Командование требует творческого подхода к организации форсирования, применения неожиданных для врага действий. В данном случае внезапность первого удара может обеспечить успех, удвоить наши силы, парализовать волю противника к сопротивлению. Вот почему мы не можем ждать прибытия штатных переправочных средств. Мы не имеем права допустить, чтобы противник успел подтянуть оперативные резервы...

Комдив сделал паузу и с воодушевлением закончил:

— Итак, сегодня ночью — через Днепр! Желаю успеха!

Ровно в час ночи 23 сентября 1943 года на шести небольших лодках мы отчалили от левого берега Днепра и, преодолевая течение, направились к противоположному берегу, где затаился враг. Мы — это взвод разведки, усиленный саперами и автоматчиками, всего тридцать человек. У нас два пулемета, у каждого — автомат, нож, дюжина гранат, максимально возможный запас патронов.

Ночь была удивительно теплая. От реки поднимался седой туман, словно Днепр хотел прикрыть от вражьих глаз своих освободителей. Противник мог обнаружить нас только на слух, и мы молили судьбу, чтобы туман не рассеялся, пока не достигнем правого берега.

Изредка над нами вспыхивали ракеты, но толщу тумана они не пробивали и, померцав в небе бледными звездочками, гасли и падали в воду. А вода казалась черной, тяжелой и вязкой, как застывающий битум.