Евгений Крушельницкий - Как ломали замок границы

Пилот сумел не только удержать машину в воздухе, но и незаметно подать сигнал «SOS». И вдобавок попытался обмануть угонщиков и посадить самолёт неподалёку, на военный аэродром в Кобулети. Однако Пранас заметил уловку и предупредил, что пилота пристрелит, а самолёт взорвёт. Угонщики были настроены решительно. Пранас продолжал держать под прицелом пилотов, а Альгирдас — пассажиров.

Командир потом вспоминал: «Надя без движения лежала на полу в дверях нашей кабины и истекала кровью. Рядом лежал штурман Фадеев. А за спиной у нас стоял человек и, потрясая гранатой, выкрикивал: «Держать берег моря слева! Курс на юг — на Трабзон! В облака не входить! Слушаться, а не то взорвём!»

Самолёт бросало из стороны в сторону: лётчик жаловался на рану, но на самом деле старался сбить угонщиков с ног:

— Я бандитам сказал: «Я ранен, у меня парализовало ноги. Только руками могу управлять. Мне должен помочь второй пилот», — рассказывал потом командир корабля. — А Бразинскас ответил: «На войне всё бывает. Можем и погибнуть». Я тут же второму пилоту сказал: «Если потеряю сознание, ведите корабль по требованию бандитов и посадите. Надо спасти самолёт и пассажиров!»

От Батуми до границы 15 км, а до Трабзона по прямой — 176, немного дальше, чем до Сухуми. И если полёт обычно занимал всего полчаса, то в этом случае в воздухе держались около полутора. Когда подлетали к Трабзону, горючего почти не осталось, и Шавидзе готов был сажать самолёт на воду. Но с воздуха разглядели аэродром, сделали круг и пустили зелёные ракеты, прося освободить посадочную полосу. Пилот открыл передние двери, ворвались турецкие спецназовцы, однако угонщики сопротивляться не собирались и сдались. Самые серьёзные испытания остались позади. А в самолёте — убитая бортпроводница и трое раненых. И 24 пулевые пробоины.

Несмотря на пальбу, у Бразинскасов хватило времени и духу затянуть в полёте на литовском песню «лесных братьев» (в 1940—50-х годах они на территории прибалтийских республик боролись с советской властью):

Бразинскас-старший знал о тех событиях не понаслышке. Он родился в независимой Литве, и в 1940-м, когда она стала советской, ему было шестнадцать. Как и большинство литовцев, новую власть не принял, а через четыре года немцы принудительно мобилизовали его в армию. Служил во вспомогательных войсках (бригада сооружала понтонные мосты). Людей с такой биографией в тех местах было много, и власти потом на эту тему претензий к нему не предъявляли.

После войны, по его собственным словам, участвовал в сопротивлении — снабжал «братьев» (в Литве их называли партизанами) деньгами и продуктами, но в операциях не участвовал. Когда отец, который тоже партизанил, погиб, Пранас от борьбы отошёл и занялся совсем другими делами. Заведовал складом хозтоваров, но за дело взялся с такой капиталистической предприимчивостью, что вскоре оказался в колонии. Причём сам считал, что его заслуги вполне тянули на расстрел: «Такие дела я воротил». Вышел досрочно, с женой развёлся, как он говорил, «по политическим мотивам». Женившись второй раз, взял фамилию жены и уехал с сыном в узбекский Коканд. Там возможности для теневого бизнеса были получше, чем в Литве, и единомышленники нашлись быстро. Бразинскас возил с родины запчасти для автомобилей, люстры и тому подобный ширпотреб, который быстро уходил на местном чёрном рынке. То есть занялся тем, что через четверть века станет вполне легальным бизнесом на территории всех когда-то союзных республик. Так появился неплохой по советским меркам капитал. И всё бы хорошо, если бы не вездесущий КГБ. Припомнили и службу в вермахте, партизан и пытались даже обвинить в расстрелах евреев. Хоть по последнему пункту криминала и не нашли, но дело и без него могло повернуться очень плохо. Тогда Пранас всерьёз задумался о бегстве на Запад. Сын поддержал, и начали готовиться: купили оружие, военную форму и, конечно, валюту. Потом ненадолго полетели в Вильнюс — проститься с близкими, побывать на родных могилах. А поскольку для побега решили захватить самолёт, то заодно и проверили, удастся ли пронести оружие на борт. Всё прошло без неожиданностей.

Заложники спустились на землю, неся с собой тело стюардессы. Ей было всего 19 лет. Год назад приехала из Удмуртии и устроилась на работу в Сухумский авиаотряд. До собственной свадьбы она не дожила всего месяц. Вместо этого её с почестями похоронили в Сухуми и посмертно наградили орденом.