Петр Беляков - Самые трудные дни [Сборник]

Моральное, да и физическое напряжение работников штабов армий и соединений было доведено до предела. Днем надо было обеспечивать ведение боя, а ночью — разводить войска по полю боя, распределять между ними не только районы обороны, но даже отдельные позиции, ориентировать в боевой обстановке, организовывать связь. И все это происходило в нескольких сотнях и даже десятках метров от переднего края, под наблюдением и огневым воздействием противника.

Никто, кроме меня, члена Военного совета Гурова и Крылова, не знал тогда, что мы опасались, как бы, проснувшись, не очутиться под дулами немецких автоматов, не успев взять в руки свое оружие. Поэтому мы поочередно дежурили по ночам.

Наступила ночь с 13 на 14 октября. В эту ночь мы меняли свой командный пункт армии, приближая его к войскам. Командный пункт был подготовлен на северо-восточной окраине завода «Баррикады». Но переходить даже какие-нибудь 500–600 метров мы не рискнули все сразу. Работники штаба армии были разделены на три группы. С первой пошел член Военного совета Гуров, чтобы проверить на новом пункте связь с войсками и дать нам сигнал. Они выступили в 24 часа ночи, а только в два часа мы получили данные, что на новом пункте все готово.

Вторая группа во главе со мной выступила в третьем часу. Пройти эти несколько сот метров по обрывистому берегу было не так-то легко и просто людям, не спавшим несколько ночей подряд. Мы не шли, а в буквальном смысле слова ползли по камням, спотыкаясь и падая. Когда я пришел в блиндаж, а он был один на весь штаб, то свалился и тут же заснул, а возможно, и потерял сознание. Не слышал, как и когда пришел Н. И. Крылов с третьей группой. Проснулся около 7 часов утра, рядом лежит Крылов. Он тоже спал как убитый.

Проснулся я рано утром по какому-то интуитивному предчувствию. Возможно, сказывалось нервное напряжение от ожидания готовившегося удара противника. Оно пересилило сон, усталость и подняло меня на ноги.

Мой ординарец Борис Скорняков тут же налил мне стакан крепкого чаю. Выпив его, я вышел из блиндажа на воздух. Меня ослепило солнце. При выходе из блиндажа встретился с комендантом штаба и командного пункта майором Гладышевым. Мы прошли с ним несколько десятков метров к северу, где были расположены отделы штаба. Они ютились в спешно вырытых щелях или в норах, выдолбленных в крутом правом берегу Волги.

В одной из таких нор стоял тульский самовар с самодельной трубой. Он попыхивал дымком. Около самовара сидел, готовясь к чаепитию, генерал Пожарский — командующий артиллерией армии. Сам туляк, он всю войну не расставался со своим земляком — самоваром. Это была его слабость — крепкий чаек…

Поздоровался с ним.

— Как, Митрофаныч, — спрашиваю, — успеешь скипятить чайку до начала фрицевского концерта?

— Успею, — уверенно отвечает он, — ну, а не успею, самовар с собой на наблюдательный пункт захвачу, там и…

Договорить ему не пришлось. С запада донесся сильный гул. Мы подняли головы и «навострили» уши. И тут же услышали шипение снарядов и мин над головой. Вскоре близкие разрывы потрясли землю, в воздух выплеснулись султаны огня. На оборонявшиеся войска посыпались десятки, сотни тысяч снарядов и мин разных калибров. Взрывными волнами нас прижало к обрывистой круче берега. Самовар был опрокинут, так и не успев закипеть. Но буквально кипела от взрывов вода в Волге. Пожарский показывал рукой в небо. Над головой появились фашистские самолеты. Их было несколько групп. От взрывов снарядов и мин, шума авиационных моторов невозможно было говорить. Я взглянул на Пожарского. Он меня понял по взгляду, схватил планшет, бинокль и бросился бежать на свой командный пункт. Я поспешил на свой.

Солнца не стало видно. Дым, пыль и смрад заволокли небо. Подойдя к блиндажу, собрался ногой открыть дверь, но получил такой удар взрывной волны в спину, что влетел в свой отсек. И тут же услышал голос Гурова: «Получил, и поделом: не ходи, куда не надо». Крылов и Гуров уже сидели на скамейках и держали оба телефонные трубки. Тут же стоял начальник связи армии полковник Юрин, докладывая что-то Крылову.

Я спросил:

— Как связь?

Юрин доложил:

— Часто рвется, включили радио, говорим открытым текстом.

Кричу ему:

— Этого мало… Поднимите и задействуйте запасный узел связи на левом берегу. Пусть дублируют и информируют нас.

Юрин понял и вышел. Я прошел по всему п-образному блиндажу-туннелю. Он достался нам от штаба 10-й дивизии НКВД, который отвели на левый берег несколько дней тому назад. Все командиры штаба армии, связисты и связистки были на местах. Они глядели на меня, пытаясь по моему лицу угадать о моем настроении, о положении на фронте. Чтобы показать, что нет ничего страшного, я шел по блиндажу спокойно и медленно, так же вернулся и вышел на улицу из другого выхода блиндажа.