Тамиру, родители которого в тот день вернулись из-за границы, Йони разрешил съездить домой и вернуться утром. Большинству других офицеров в возрасте Тамира, как и солдатам, приказано было не уезжать. Но молодые офицеры имели обыкновение частенько нарушать такого рода приказы, в особенности когда внутренний голос говорит тебе, что операция все равно не состоится. «В тот период мы с А. всякий раз по окончании учений ехали домой, — рассказывает один из офицеров. — И в этот раз тоже подумали: не поехать ли нам? И решили: поедем. Взяли D-200 и отправились. Доехали до ближайшего перекрестка, вдруг капот мотора встал у нас прямо перед носом. Мы переглянулись и подумали: может, все же не стоит ехать? Опустили капот, развернулись и поехали назад в лагерь».
«В пятницу трудились до поздней ночи, — рассказывает Ави. — Йони тоже работал допоздна — над тем, на что еще надо обратить внимание, что еще надо проверить, убедиться, что все в порядке». Кроме того, Йони с Ави были заняты и другим очень важным делом, которому Часть в тот период посвящала мало времени. В связи с этим делом у них была назначена на завтра, на субботу, встреча с неким лицом. Перенести встречу было нельзя. Не было другого выхода, как присутствовать на ней Ави, поэтому они заранее решили, что Ави не летит в Энтеббе. «Мы с Йони обсуждали вопросы, связанные с другим делом, но я чувствовал, что он уже там, в Энтеббе. Он сочувствовал мне, видя как я огорчен оттого, что обязательства перед другими лицами мешают мне принять участие в операции… Однако, исходя из того, что шанс получить разрешение на операцию и на этой стадии невелик и вряд ли на нее решатся, Йони сказал мне: „Ави, жаль, чтобы ты тратил на это время“».
После всех дел у Йони осталось для сна всего несколько часов. Он понимал, что поспать перед операцией необходимо. Приехав домой, он пошел в душ. Когда Брурия зашла в ванную, ей показалось, что Йони заснул в душе: он стоял, прислонившись спиной к стене, вода лилась на голову, глаза закрыты. Они поставили будильник на ранний час, чтобы успеть поговорить о письме, которое Йони оставил ей прошлой ночью. Сейчас, среди ночи, было уже не до мыслей и размышлений. Все, чего Йони хотел, — это спать. Он забрался под одеяло и тут же заснул.
Рассказы других добавляются к моим собственным воспоминаниям. Они выстраиваются в моей памяти в непрерывную череду, ведущую к гибели Йони в Энтеббе.
Шестнадцать лет прошло с войны Судного дня, и мой товарищ по службе в части на миг затрудняется определить точное место боя. Мы едем чуть к северу от Нефаха в направлении перекрестка Вест. Шоссе идет вверх и вниз, и каждый раз при спуске исчезают из поля зрения окружающие нас насыпи из камней. Во время одного из подъемов, перед тем как достичь вершины холма, он говорит: это здесь. Выходим из машины.
«Сирийские коммандос были рассыпаны здесь, слева от шоссе, — рассказывает он. — Вертолеты, которые их доставили, уже летели назад, на восток». Посадку вертолетов заметил один из отрядов Йони, расположенный у Нефаха для круговой обороны. Получив это известие, Йони немедля, чтобы не дать сирийцам сорганизоваться, приказал сесть на бронетранспортеры. Через несколько минут все, кто успел занять места — человек сорок, — уехали. Двигаясь в направлении высадки, миновали отряд Голани, уже пострадавший в перестрелке с сирийцами. Йони не смог получить у них сведений о расположении сирийских войск и продолжал продвигаться дальше. Остановил колонну в той самой точке, где мы сейчас остановились, и бойцы части вышли из бронемашин. «Когда мы были еще поблизости от бронетранспортеров, началась вдруг довольно серьезная стрельба, — рассказывает Шай, в то время — один из молодых офицеров части [61] 1. Описания боя с сирийскими коммандос, сделанные Шаем и Муки Бецером, взяты из «Специальной передачи..».
. Мы, к счастью, успели пригнуться, и снаряды пролетели над нами. Но один из офицеров был ранен и позже умер».
Здесь, на шоссе, отметил я про себя, был ранен Гидони, только начав прочесывать местность. «Мы оттащили его назад, в это углубление на обочине, справа, и начали им заниматься, — рассказывает мне мой друг и добавляет: — При этом учти, что сирийцы уже стреляли вон с того, соседнего укрепления. — Я смотрю в том направлении и вижу в нескольких метрах слева длинную террасу, сооруженную параллельно шоссе. — Сирийцы располагались позади террасы».
Эту террасу после первого удара атаковал Шай вместе с другими бойцами. «Сирийцы начали сражаться, — продолжал Шай описывать бой. — Они поймали нас в самой удобной для них позиции в момент, когда сами были в укрытии, а мы — на виду. Исход боя мог быть весьма мрачным. Я увидел, как погиб офицер, в считанных метрах от меня… Стрельба притихла, и было чувство, похожее на ожидание, вот сейчас кто-то что-то сделает. Лично я помню, что меня охватил страх. Сильный страх. И то, что я потом увидел, буду помнить всю жизнь: Йони вдруг поднялся совершенно спокойно, словно ничего особенного тут не происходит. Помню, он был в зеленой, не маскировочной каске. Жестами показывает людям, чтобы поднялись вместе с ним, и начинает продвигаться вперед, словно на учении. Идет выпрямившись, стреляет и отдает команды налево и направо с обычным своим, всегда отличавшим его хладнокровием. Помню, что я, как его подчиненный, как боец, подумал: если он, черт возьми, может такое, то и я не уступлю, — поднялся и вступил в бой».
Читать дальше