Федор Трофимов - Мой век

Смирнов все время что-либо изобретал. Вплотную к школе примыкал молодой сосняк — чистый, ровный, пахучий. Смирнов вздумал превратить его в летний сад. Взбудоражил всю молодежь села. В сосняке появились аллейки со столиками и скамеечками, танцевальная площадка с эстрадой. Оборудовали даже специальное место для митингов — в то время много митинговали. Летний сад — весь из молодых ароматных сосен. Где еще в мире найдется такой! Деревянцы любили в нем праздники праздновать, гордились тем, что имеют, можно сказать, такую редкость. К сожалению, парк постигла печальная участь. Колхоз не нашел более подходящего места для хозяйственных построек, и всё тут пришло в запустение.

Мы любили ходить на учебные экскурсии. Делали на берегах любимой речки Деревянки почвенные разрезы, изучали по ним историю Деревянного с древних времен. Не иначе как тут, где находится сейчас село, когда-то, может тысячелетия назад, плескалось море. Постепенно оно отступило на восток, оставив огромную песчаную насыпь, которая заросла лесом. Наши дальние предки пришли на эти красивые сухие места много веков назад с юга. Обосновались здесь, построились. Кругом было только дерево, всё из дерева. Название села пришло само собой — Деревянное.

Я окончил четвертый класс без особых успехов, и все же Н. И. Смирнов посоветовал поступить в городскую семилетку. Я отказался. Не хотел покидать дом, родных, особенно бабушку, школьных товарищей. Да и подрос, 12 лет. Пора было браться за работу. Вместе со старшим братом Михаилом и соседскими ребятами отправился на станцию Деревянку очищать от снежных заносов железнодорожные пути. Всю зиму рыли снег. Весной пошли в контору за расчетом. Нам сказали:

— Вам получать нечего. Наоборот, вы железной дороге должны. Много брали в кредит.

А мы ничего, кроме хлеба и консервов, не брали. Но доказать ничего не могли. Правда, долгов с нас взыскивать не стали — пожалели. И я решил — буду учиться. Не постеснялся попроситься опять в четвертый класс, окончил его второй раз. Еще весной Н. И. Смирнов сказал, что осенью мы с Николаем Филипповым — сыном активного деревянского партийца Василия Ивановича Филиппова — должны сдавать экзамены в третью петрозаводскую семилетнюю школу. Я все лето самостоятельно готовился к ним. От сенокоса меня, конечно, освободить не могли. Каждое утро, как и вся семья, в том числе и бабушка, я с зарей отправлялся на пожню. Но вечером возвращался домой раньше других. Уйдет солнце за горизонт, пожню заволокут тени, усталые, начинаем собираться домой. Вся семья разляжется у стана — надо же передохнуть перед дорогой. А мне не до отдыха. Я убегаю. И все три версты — бегом. Наши еще не доплелись до избы, а я уже согрел самовар и читаю не первую страницу учебника.

Закончился сенокос. Сжали рожь. Побелели поспевающие овсы, а ночи стали темнее. Пришла пора собираться в дорогу.

И вот с Колькой Филипповым шагаем уже по петрозаводскому тракту навстречу своему будущему. Августовское солнце не очень-то греет, земля холодная, а мы идем босиком — сапоги, связанные за ушки, висят сзади на палочке, перекинутой через плечо, — новые, жаль марать в дорожной грязи. Пришли в город довольно поздно. Переночевали на Голиковке у родственницы Николая. Худенькая, недавно, как сразу выяснилось, овдовевшая женщина приветливо встретила нас, накормила вкусным супом, угостила мягкой булкой со сливочным маслом. А вечером показала нам, где семилетняя школа. Мы с любопытством разглядывали большое двухэтажное здание, обшитое вагонкой и выкрашенное в зеленый цвет. Оно одиноко стояло на берегу шумливой Лососинки. В больших темных окнах его лениво переливались красные отсветы закатывающегося солнца. В здание не зашли, не посмели — поздно уже. На второй день утром явились еще в восьмом часу. Несмотря на раннее время, школа уже гудела, звенела, вскрикивала десятками голосов. Чисто одетые белолицые мальчишки и девчонки носились по лестницам, коридорам, выбегали на улицу в сквер перед школой, толкали друг друга, боролись. Мы с Николаем, коричневые от загара, в пиджаках и штанах из чертовой кожи, в смазных сапогах, робко жались к дверям одного из классов и с нетерпением ожидали, когда же наконец утихомирят, посадят за парты всю эту ораву.

Раздался звонок. Начались испытания. Они продолжались три дня. Я выдержал их по всем четырем предметам — русскому языку — устно и письменно, арифметике письменно, ботанике и обществоведению устно. Меня зачислили в пятый класс третьей петрозаводской семилетней школы. Стали пятиклассниками и еще 33 человека, в том числе и Коля Филиппов, а 60 были отсеяны. Мне было жаль отсеянных ребятишек. Вчера прямо-таки бесновались, казалось, не унять, а сегодня расходятся по домам притихшие, опечаленные.