Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все-все-все

— Если мы смогли спасти от грязи один город, — сказали они себе, — то почему бы нам не вычистить грязь и несправедливость по всей стране?..

Любую большую уборку надо с чего-то начинать. Начали с малого — с собственных университетов, потребовав введения студенческого самоуправления. Получив же отказ, — оккупировали классы и аудитории, вышвырнув на улицу неугодных ректоров, деканов и преподавателей. Власти отреагировали на это в обычной манере — дубинками и водомётами. Что имело ровно обратный желаемому эффект, ещё более укрепив студентов в мысли: неладно что-то в итальянском государстве. К протесту присоединялся один университет за другим. Из стен кампусов стычки с полицией выплёскивались на улицы и площади, постепенно перерастая в настоящие сражения, с баррикадами, горящими автомобилями, ранеными и даже первыми убитыми.

Интересно, что на этом этапе студенты-коммунисты дерутся плечом к плечу со студентами-неофашистами. Лишь позднее, по мере разрастания масштаба событий, фашистские лидеры сообразят, что таким образом сейчас собственными руками помогут красным прийти к власти, одумаются и начнут бить самих коммунистов. Не прекращая при этом колошматить полицию.

Кульминация событий пришлась на — не в метеорологическом смысле — «Жаркую осень» 1969 года, когда к студенческим волнениям присоединились рабочие. Нет, марксистская классовая теория здесь была не при делах. Хотя и нельзя сказать, что эти рабочие жили уж очень широко, но всё же их имущество отнюдь не ограничивалось собственными цепями. Требуя в ходе забастовок и манифестаций улучшения условий труда, они исходили из идей высшей справедливости, заботясь не только и не столько о себе, сколько о тех согражданах, которым меньше повезло в жизни. Истинные же пролетарии и беднейшие крестьяне, с ностальгией вспоминая золотую пору порядка и стабильности при Муссолини, записывались в неофашистские организации, брали дубины и шли давить красную гадину, в лице тех самых желавших им добра рабочих и студентов.

В общем, всё смешалось в доме итальянцев.

Теперь понимаете, зачем были нужны постоянные попытки государственных переворотов? Прямолинейно-радикальная часть политической и военной элиты видела в них способ покончить с полыхающими по всей стране волнениями, то и дело грозящими перерасти в революцию. Более же утончённые государственники — воспринимали их в ином качестве: как наглядный сигнал для политических оппонентов. Если, мол, зайдёте слишком далеко, — мы, в свою очередь, тоже готовы к решительным ответным действиям, пусть даже они и значительно выходят за рамки наших конституционных полномочий. Левым политикам, равно как и их московским кураторам, поневоле приходилось считаться с такой вероятностью, умеряя революционный пыл.

Внести управляемый хаос, чтобы достичь своих целей. Дестабилизировать, чтобы стабилизировать. Эта стратегия, которая войдёт в историю под названием «Стратегия напряжённости», имела, однако, один изъян: отсутствие публичности. И действительно, — как на жизнь и мировоззрение обычного активиста, кидающего в полицию коктейль Молотова, либо же обывателя, с одобрением наблюдающего за его, активиста, действиями по телевизору, может повлиять, что какой-то там генерал собирается захватить власть? Откуда они вообще об этом узнают, если переворот останется лишь в виде плана? А если даже вдруг и узнают, то ведь придётся отвечать на закономерный вопрос: а почему, собственно, этот генерал ещё не сидит за государственную измену? Нет, негоже так полезными для нашего дела генералами разбрасываться!..

Требовалось нечто иное. Что-то более наглядное и, если можно так выразиться, — зрелищное. Что-то, как в Портелле делла Джинестра. Бойня в которой, кстати говоря, традиционно и считается самым первым актом Стратегии напряжённости.

12 декабря 1969 года, Милан, Пьяцца Фонтана.

Празднично украшенный, залитый огнями город. Пятница, впереди выходные. Все стремятся поскорее разобраться с делами и подвести итоги года до наступления Рождества, поэтому помещение Национального аграрного банка заполнено посетителями. Собственно, в соответствии с расписанием, банк уже семь минут как должен был быть закрыт, но наплыв клиентов столь велик, что не справляющиеся с ним клерки всё ещё продолжают работу.

16 часов 37 минут. Яркая вспышка. Летящие во все стороны осколки стекла и бетона. Оглушительный грохот. Когда слух постепенно возвращается, сквозь звенящую тишину начинают проступать крики. Отчаянные крики боли и ужаса. Бегущие в панике люди. Другие люди, спешащие на помощь. Отдалённый нарастающий вой полицейских и медицинских сирен.