Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Михаил Горбачев и я надеялись подписать соглашение СТАРТ во время моего приезда в Москву в конце мая. Хотя наши эксперты работали над этим всю весну, они не смогли разрешить оставшиеся проблемы, в частности затрагивающие крылатые ракеты морского и воздушного базирования. Эксперты говорили, что продолжают надеяться, что барьеры могут быть преодолены до того, как я покину свой кабинет, но мы не могли подписать соглашение СТАРТ в Москве.

Нэнси и я прибыли в Советский Союз 29 мая 1988 года. Во время остановки в Финляндии мы узнали, что сенат подавляющим большинством голосов ратифицировал соглашение СТАРТ после нескольких недель балансирования на грани провала, что создавало неуверенность в том, что мы с Горбачевым сможем ратифицировать документы, пока я буду в Москве.

Это был мой первый визит в Советский Союз, но моя четвертая и, наверное, самая памятная встреча с Горбачевым, в частности, потому, что мне была предоставлена возможность встретиться и пожать руку простым советским людям.

На нашей первой встрече один на один Горбачев вновь выразил свое желание расширить советско-американскую торговлю. Я был готов к этому. Я уже думал о том, что намерен сказать, когда он поднимет этот вопрос. Одна из причин трудностей в расширении торговли с вашей страной, сказал я, заключается в том, что многие члены конгресса так же, как и многие американцы, выступают против этого, поскольку считают, что СССР нарушает права человека.

Я выразил мысль, которая была высказана в письме ко мне от недавнего иммигранта в Америку. Американцы, писал он, собрались со всех уголков мира, но, как только они оказываются в Америке, они ассимилируются таким образом, который является уникальным в мире. Иммигрант может жить во Франции, говорил он, и не становиться французом. Он может жить в Германии и не становиться немцем. Он может жить в Японии, но не становиться японцем. Но любой человек из любой части света может приехать в Америку и стать американцем. "У наших людей самое разное происхождение, — сказал я Горбачеву, — но они объединяются, когда видят, что кого-то дискриминируют только за то, что он принадлежит к какой-то этнической группе или религиозному верованию".

Затем я поднял тему, которая занимала мой ум уже долгое время, — свобода религии в Советском Союзе.

"Это не то, что я предлагаю для переговоров, — сказал я ему, — это просто идея. Я не собираюсь говорить вам, как управлять вашей страной, но я понимаю, что вы, возможно, беспокоитесь о том, что если разрешите слишком многим евреям, которые желают эмигрировать из Советского Союза, выехать, то произойдет "утечка мозгов", потеря квалифицированных кадров для экономики. (По нашим расчетам, что-то около четырехсот тысяч или пятисот тысяч евреев желают покинуть Советский Союз.) Я понимаю, что тут могут возникнуть проблемы. Эти люди являются частью вашего общества, и у многих из них важная работа. Но вам никогда не приходило в голову, что если этим евреям разрешить молиться так, как они хотят, и учить своих детей еврейскому языку, то они, может быть, и не захотят покидать Советский Союз?

Именно так образовывалась наша страна, ее строили люди, которым не разрешалось в их стране молиться, как они хотели, и они приплыли на другой берег Атлантики и основали среди девственной природы американскую нацию. Уверен, что многие из ваших людей, которые просят разрешения уехать, не уедут, если они будут иметь свободу вероисповедания. Они говорят, что хотят уехать, но они русские. Я знаю, что они, должно быть, любят свою страну так же, как и другие русские. Так, как знать, если им разрешить открыть свои синагоги и молиться, как они хотят, они, может быть, решат, что им не надо уезжать, и проблемы "утечки мозгов" не будет".

Я сказал, что американцев очень ободряют изменения, происходящие в Советском Союзе, и они надеются, что эти изменения будут скоро закреплены в виде законов в рамках советской системы. И вдобавок ко всем тем изменениям, которые Горбачев совершил, сказал я, неплохо было бы разрушить Берлинскую стену. Ничто на Западе не символизирует разницу между нашим обществом и Советским Союзом больше, чем эта стена, сказал я. Ее уничтожение будет расценено как жест, символизирующий, что Советский Союз хочет вступить в широкое сообщество наций.

Ну а Горбачев слушал и, казалось, воспринимал мои рассуждения. По выражению его лица я знал, что ему не нравится кое-что из того, что я сказал, но он не предпринимал попыток резко ответить на мои слова. Оказали они какое-либо воздействие или нет — не знаю, но после этого советское правительство начало разрешать открывать все больше церквей и синагог, и, конечно, через некоторое время стена рухнула.