Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Помимо того, что Нэнси сделала обстановку парадных обедов более непринужденной, она стала устраивать небольшие обеды наверху для некоторых из наших гостей, в число которых входили принц Чарльз и наследный принц Японии. Обычно на эти обеды в семейной столовой наверху мы приглашали человек тридцать. Здесь порядки были как в обычном доме: сначала коктейль в желтой овальной комнате, затем обед в столовой и иногда несколько музыкальных номеров в конце.

Я должен подчеркнуть, что чаще всего наши обеды были куда более скромными, хотя иногда перед каким-нибудь парадным обедом мы устраивали в семейной столовой "репетицию". Нэнси делала это из желания убедиться в достоинствах меню.

Одной из профессиональных трудностей для президента являются рукопожатия. На некоторых приемах в Белом доме — для конгрессменов и их семей, для прессы и прочих — мне приходилось пожимать до тысячи рук за вечер. Хотите верьте, хотите нет, но после этого рука просто начинала болеть.

Еще одна проблема: я плохо запоминаю имена и лица. Политическому деятелю приходится встречать такое количество людей, что запомнить их всех невозможно, и поэтому я всегда боялся задеть чьи-то чувства. За время избирательной кампании мне случалось иногда бывать в пяти-шести штатах в день и при каждой остановке встречаться с многочисленными группами местных республиканских лидеров. При следующей встрече эти люди, вполне естественно, ожидали, что я их всех запомнил.

Иногда было довольно трудно запомнить имена даже сотрудников Белого дома, которых сотни. Я знакомился с новым сотрудником, слышал один раз его имя и потом, встречая его в Белом доме, испытывал подчас неловкость, будучи не в состоянии вспомнить его имя. В жизни я видел такое количество людей, что, когда передо мной предстает кто-то, я исхожу из того, что, вероятно, с ним уже встречался раньше. Прежде чем как-либо проявить себя, я обычно ищу какие-то опознавательные знаки, которые подсказали бы мне, кто бы это мог быть, и веду себя соответственно, но иногда такой прием приводит к обратным результатам. Однажды, когда я еще работал в Голливуде, в вестибюле отеля "Плаза" в Нью-Йорке ко мне подошел человек и протянул руку со словами: "Вы меня не знаете…' Я слышал эти слова так часто, что сказал: "Ну конечно, знаю, одну минуту, я как раз стараюсь вспомнить…' "Нет, вы меня не знаете, — сказал он. — Я только хотел сказать вам, как мне понравилась ваша программа по телевидению".

Думаю, я не единственный, у кого существует такая проблема. Я слышал о всякого рода приемах, к которым люди прибегают, чтобы выйти из положения. Когда Бейб Рут не был уверен, встречался ли он ранее со своим собеседником, он дружески улыбался ему, говоря: "Ведь вы… я что-то никак не могу вспомнить…" Если собеседник подсказывал "Джон", то Бейб говорил: "Ну конечно, Джон, я только фамилию вашу забыл". Если же собеседник говорил "Смит", Бейб менял свою тактику: "Я знаю, что вы Смит, я только не помню, как вас зовут".

Встречая на приеме приближающихся вереницей гостей, я обычно протягиваю руку и улыбаюсь в надежде, что следующий, кто подойдет, окажется знакомым, и, если человек говорит: "Последний раз виделись мы в…", — я живо откликаюсь: "о да!"

Приходится вести себя так, чтобы не обидеть людей. Как президент США я принимал в среднем до восьмидесяти человек в день, от президентов и премьер-министров до детей, страдающих рассеянным склерозом. Иногда в моем расписании было более двадцати встреч, с 9 утра до 5 часов вечера по крайней мере. В течение дня приходилось в считанные секунды перестраиваться после совещания по поводу серьезного международного кризиса на встречу с последней "мисс Америка" или с группой спортсменов в Розовом саду или на фотографирование после надрывающей сердце встречи с больным ребенком. Приходилось знакомиться с сотнями людей, слышать однажды их имена с тем, чтобы уже через минуту быть не в состоянии связать лицо с именем.

Годами я слышал вопрос: "Как может актер быть президентом?' Иногда я задумывался над тем, как можно быть президентом, не будучи актером.

Человек моей бывшей профессии привыкает к критике в прессе — заслуженной и незаслуженной, справедливой и несправедливой, — и все, что ему приходится читать о себе, воспринимает скептически. Светские хроникеры и критики становятся частью его жизни. Критик может разнести его фильм, а он говорит себе: "А фильм-то неплохой и публике нравится". Это приучает его к мысли, что пресса не всегда права, и готовит его к восприятию критики и политического характера. У него развивается скептическое отношение ко всему, что он читает, и он воспринимает все как должное. Такой опыт в прошлом помогает, когда становишься президентом.