Александр Кушнир - Майк Науменко. Бегство из зоопарка

Каждый день у Майка начинался с разговоров о новом альбоме. Как-то раз он позвонил по телефону и торжественно пригласил поучаствовать в сессии Сашу Титова, с которым записывал «Белую полосу» и множество раз выступал на одной сцене. Но у басиста «Аквариума» случилось несчастье в семье, и он был вынужден отказаться. Зато верный Кирилов с радостью согласился продюсировать процесс — по настойчивой просьбе Майка. Правда, в беседе со мной Валера рассказывал, что даже не знал, кто на этом альбоме будет играть на барабанах. И это оказался весьма показательный момент.

Фото из архива ленинградского рок-клуба

«Майк был настоящий кремлевский музыкальный мечтатель, — утверждал впоследствии Храбунов. — Мол, хорошо бы что-нибудь сделать, но непонятно, как. Он был уже „очень не очень“, но мысли про альбом у него действительно существовали. Но лично я считаю, что они не имели под собой никакого основания. Дело в том, что Майк совершенно не представлял, как подобные вещи делать. Поэтому все это были только разговоры, создание видимости активной деятельности».

В действительности вокруг предстоящей сессии царили хаос и полная неопределенность. Однажды в гости к Кирилову заглянул Наиль Кадыров, и Майк сыграл ему новый рок-н-ролл под названием «Лимузин». Там были, в частности, такие слова: «И я положу бомбу под твой свадебный лимузин». Когда свежеиспеченный басист «Зоопарка» поинтересовался, кому именно посвящается песня, Науменко замялся и ответил, что это всего лишь шутка.

И грустно посмотрел в окно.

Майк и Кирилов

Фото: Лина Курятникова (журнал «Штучка»)

Коля Васин и Майк, лето 1991

Фото: Сергей Подгорков

В конце июля в Ленинград по личным делам приехал гжельский приятель Майка Юрий Гаранин. Общение с лидером «Зоопарка» произвело на него крайне тягостное впечатление.

«Я пришел к нему домой на Боровую, открываю дверь, а там незнакомая женщина, — вспоминал Гаранин. — Натальи уже не было, а Майк стоял в очереди за разливным пивом, недалеко от дома, в ларьке. Я туда пошел, мы взяли пиво. Руки у него дрожали. Сели на детской площадке, пили из банки. Я смотрю — у него правая рука не работает, сказал, что где-то простудился. Но я-то знаю эти вещи и намекнул, что у него в организме что-то не так. Почки, наверное. И если дальше так пойдут дела, то он умрет. А Майк вспылил, типа не мое дело. Говорит: „Да, умру, я знаю. Ну и хер с ним“. Он очень спокойно к этому относился. Вероятно, какой-то свой Рубикон человек перешел, и не было уже у него больше стимула жить».

«Для меня загадка, почему Майку расхотелось жить, — размышляла впоследствии Наташа Науменко. — Ему все стало скучно, он с трудом заставлял себя ездить на гастроли и играть. Вместо песен начали появляться какие-то странные стихи… Не думаю, что это был резкий перелом. Жизнь протекала плавно, ничего особенного не случалось… Знаете, проще написать психологический роман, чем коротко ответить».

Последний концерт на Боровой, 15.08.1991

Фото: Александр Липницкий

Про музыку в августе 1991 года Майк вспоминал все реже и реже. Мысли о сольном альбоме постепенно растаяли в воздухе. «Зоопарк» целиком и полностью прекратил свое существование. Произошло это как-то незаметно. Куликов уже полгода сидел в тюрьме, Кирилов подрабатывал экскурсоводом, Храбунов занимался установкой чугунных котлов, а Наиль Кадыров гнал по ночам самогон.

«Всем уже было очевидно, что наступили другие времена, — рассказывал мне Кирилов в 1996 году. — Они не то, чтобы пугали, они просто были другими. Сам воздух в стране поменялся, и было неизвестно, чем все закончится. Мне это очень не нравилось, я по натуре консерватор, и Майк тоже был консерватор. Мы чувствовали, что это не те перемены, которых мы хотели и ждали».