Анна Лабзина - Воспоминания

Он посмотрел на меня с усмешкой и спросил:

— Неужто ты считаешь грехом иметь, кроме меня, другого мужчину, который бы заменил меня и от которого б ты могла иметь детей? Они бы были для меня любезны, потому что твои, и это бы самое меня успокоило. Я бы сам тебе представил того человека, в котором я могу быть уверен, что он сохранит сию тайну и твою честь. А о ком я говорю, я знаю, что он тебя любит. Неужто ты мне в этом откажешь?

Я долго молчала, потому что окаменела, услышавши, до чего меня хочет довести тот, который должен быть моим путеводителем и наставником! Наконец я спросила, не шутка ли это, которая меня чрезвычайно огорчает? Он отвечал:

— Нет, мой друг, это истинное мое желание, в котором заключается мое спокойствие, и ты не должна мне отказывать, а должна повиноваться!

— Во всем, кроме этого! Здесь границы моего к тебе повиновения и почтения! Все, что ты ни делал против меня, — я прощала, но этого простить нельзя! Чем ты и кем меня хочешь сделать? Я знаю, что тебе больно, для чего ты ничем меня укорить не можешь, — будь уверен, что я научена до тебя еще быть добродетельной, и никакие твои угрозы меня довести до бесчестных и мерзких дел не могут! Все можешь мне приказывать, кроме сего для тебя же постыдного предложения! Я удивляюсь, как ты мог мне говорить о таком деле, в котором ты, конечно, уверен, что я тебя не послушаю! Слезы текущие и рыдания прервали голос мой… Он сказал:

— Как ты дурачишься! Я думал, что ты нынче умнее стала. Тебе теперь двадцать два года, то пора бы перестать называть то грехом и пороком, что служит к удовольствию человека, — и я уверен, что ежели ты размыслишь хорошенько и узнаешь того человека, который тебя страстно любит, то наконец с удовольствием согласишься!

— Мне не об чем размыслить: тебе ответ сделан, а знать того человека, о котором ты говоришь, не хочу! Удивляет меня то, почему ты знаешь о страстной его любви ко мне: ежели он сам тебе сказывал, то как он смел тебе говорить о бесчестии той, которая составляет часть самого тебя? Но ежели ты сам дал повод к сему открытию, то не бесчестно ли с твоей стороны? И за какую ты меня выдаешь? Не думай, чтоб меня могло сие замарать; я теперь буду обходиться со всяким мужчиной еще осторожнее, нежели прежде, и уверена, что моим поведением самого дерзкого мужчину удержу в границах благопристойности. Ты заставил меня сказать тебе правду, что я в тебе никогда не имела и не надеялась иметь ни путеводителя, ни наставника, видно, Господу угодно было, чтоб мной управляли совсем посторонние люди и научали быть добродетельной, а от тебя, кроме разврату, я еще ничего не видала! Ты сам в этом признаешься! Меня и здесь Господь не оставил сиротой и дал мне отца и благодетеля, которому все сердце мое открыто, и ежели вы мне еще будете говорить о сем, то я решусь про вас сказать все и просить наставления у благодетеля моего, что мне делать в таких горестных обстоятельствах!

Он так рассердился, что начал меня ругать и сказал:

— Я то с тобой сделаю, чего ты никогда не ожидала!

— Буду все терпеть, доколе будет угодно Господу повелеть, но тем буду утешаться, что я невинна!

Он сказал:

— Вот тебе срок на три дни решить, — или приготовляйся видеть то, чего еще ты не видала!

— Какой вам угодно положить срок, — велик или мал, — ответ будет один, и я готова на все, что вы мне обещаете, и меня ничто не устрашит: я буду знать, за что я терплю, и сие терпение будет еще мне доставлять некоторое удовольствие, — но я жалею об вас, будете ли вы спокойны, и не будет ли совесть вас укорять, что вы мучите ту, которая хочет вас одного любить, но вы стараетесь сами меня с собой разделить!

Разговор наш прерван был приходом его племянника, который приезжал закупать для полку сукна и долго у нас жил и с женою. Все его родные меня очень любили, и я им тем же платила, а особливо этот племянник старался всячески мне угодить. Я старалась быть всегда не одна, чтоб опять не возобновилась у меня с мужем неприятная материя. Прошло недели две, как племянник жену свою отправил наперед в крепость, в которой их полк стоял, а сам на несколько времени остался у нас. В один день мужа моего не было дома, и я сидела одна в своей комнате и в самых горьких размышлениях о моей скорбной жизни, молила Иисуса, Господа моего, чтоб он подал мне силы и крепость к перенесению всего того, что еще мне предстоит. Вдруг отворяются двери и входит его племянник и, увидя меня в слезах, сказал:

— Долго ли вам, милая тетушка, плакать? Будьте веселы; я знаю вашу жизнь и ваше терпение. Пусть он вас не любит, — есть такие люди, которые вас обожают и лучше умеют ценить, но вы не примечаете или не хотите примечать. Вам только стоит сказать слово, то все будет исполнено!