Юрий Владимиров - Как я был в немецком плену [litres]

Впереди крепильщиков и навальщиков, выше мест их расположения, находился в забое бурильщик, который в пласте со слоем угля и тонким промежуточным слоем породы пробуривал называвшиеся в шахте бурками (а также шпурами) горизонтальные отверстия диаметром 40–50 мм и длиной до 1,5 метров. Делал он это бормашиной с местным названием «баран». Эта машина вместе со штангой, врезавшейся со скоростью до 100 оборотов в минуту, весила не менее 15 кг. Электричество подводилось к машине из трансформаторной будки в штреке кабелем длиной, почти равной длине лавы. Бурильщику было очень тяжело и сложно было тащить кабель за собой, одновременно перемещая и лампу.

Из-за большой сырости в шахте следовало работать со специальными резиновыми перчатками, чтобы не быть случайно убитым током высокого напряжения. Но перчатки не всегда бывали, и тогда бурильщику приходилось обходиться без них. В нашей шахте нормой работы для бурильщика были 20 бурок в смену. Для успешной работы бурильщику требовались режущие уголь коронки высокого качества, для чего ему приходилось находиться в большой дружбе со слесарями-инструментальщиками, припаивавшими к лопастям коронки твердосплавные пластинки и периодически затачивавшими их. Но эти рабочие находились довольно далеко от шахты, и «вести дела» с ними приходилось в основном в нерабочее время, и нередко ночью.

Закончив работу, все шахтеры отправлялись в длинный и утомительный путь вверх по наклонному стволу и заходили в «ламповую» – маленькую комнату для хранения, заправки керосином и получения ламп. Здесь шахтеры сдавали их молодой, веселой и пахнувшей керосином женщине-ламповщице и направлялись в баню – относительно небольшое деревянное здание, отапливаемое углем.

Перед спуском в шахту шахтеры, сидя на скамейке в предбаннике, переодевались в рабочую одежду и обувь и оставляли в шкафчике чистое белье, мыло, мочалку и полотенце. Душа и парилки в бане не было – мыться приходилось водой, налитой из крана в металлический таз, сидя на длинных деревянных скамейках. Некоторые шахтёры, включая меня, занимались в бане и стиркой нижнего белья.

Очень неприятным для нас были часто проводившиеся шахтоуправлением и партийной организацией «Дни повышенной добычи». Они имели целью продемонстрировать партийному руководству страны и всему народу «высокий трудовой энтузиазм», а фактически были дополнительной возможностью выполнить и перевыполнить плановые задания по добыче угля. Эти дни обычно проводили в конце каждого месяца, а также в праздники 7 ноября и 5 декабря (День Сталинской конституции) и 1 мая.

В Дни повышенной добычи в шахте собирали почти всех служащих и инженерно-технических работников, вручали им различный инструмент и ставили их в помощь забойщикам, проходчикам и рабочим других специальностей. Среди простых рабочих мелькали, «показывая им пример», секретарь партийной организации, заведующий шахтой и её главный инженер. В такие дни игнорировались даже самые элементарные правила техники безопасности.

За весь период моего почти годового пребывания в этом шахтерском посёлке мы ни разу не были в кино, так как, вероятно, его нигде не показывали. Не работала и радиосеть. Так что мы оказались почти в полной изоляции от внешнего мира. Я часто заглядывал на почту и просил работниц дать мне просмотреть центральные газеты, прежде чем письмоносцы разнесут их подписчикам. Эти женщины почти никогда не отказывали мне.

В первый день работы в шахте мне показалось страшновато, но вместе с тем очень любопытно. Начальницей нашей смены была рослая и симпатичная украинка Галя. Она отдала меня в распоряжение, как оказалось, самого лучшего по тресту «Свердловуголь» бурильщика Михаила Денисенко, фамилию и инициалы которого, написанные крупными буквами, я прочитал еще в первый же день на стенде, вывешенном у здания шахтоуправления. Он был примерно лет 30-ти, ростом не выше меня и одет в замасленную и сильно изношенную спецодежду. Он всегда держался спокойно, разговаривал мало и тихо, а в перерывах после трех-четырех сделанных бурок обязательно закуривал свернутую из газетной или книжной бумаги цигарку с махоркой. Его семья жила в поселке, и он являлся ее единственным кормильцем.

Мою учёбу Миша начал с того, что… дал мне покурить приготовленную им самим махорку. Пока курили, Миша кратко объяснил мне устройство барана и порядок его использования.

После простых устных объяснений Миша приступил к практической учёбе, включив машину, а через несколько минут остановил её и отдал мне. Я едва удержал машину – так она была тяжела. Подумалось, что мне ни за что не удастся работать с такой машиной. Однако благодаря учителю я всё же довольно быстро привык и к тяжести машины, и к вибрации штанги. Через неделю я уже мог работать бурильщиком самостоятельно, справляясь с нормой.